Мы наш, мы новый…
Шрифт:
– Что понимается под дестабилизацией?
– Вооруженное восстание в столице и по всей территории страны. Нет, представители революционеров не считают себя предателями, так как искренне полагают, что действуют на благо страны, которое невозможно купить, не заплатив за него кровью. Мало того, так же думает и значительная часть интеллигенции. Вы ведь в курсе, что наши интеллигенты называют Россию полицейским государством? Вижу, что это для вас не в новинку. Так вот, поддержка у этих революционеров будет и весьма серьезная. Отчего-то русские больше всего ненавидят именно русских и с умилением взирают на Запад, считая его светочем свобод. Одним словом, сегодня, сражаясь здесь, на Дальнем Востоке, на территории, исконно не принадлежащей России, мы будем драться за нашу Родину. Революция, если ее не смогут задавить в зародыше, – это гражданская война и гибель империи, а вот мировые державы вздохнут с облегчением,
– Вы начали с контрнаступления, а закончили международной политикой.
– Я не хочу влезать в политику, но и видеть, как о мою Родину вытирают ноги, как рвут ее на части, тоже не желаю. А связь между политикой и контрударом проста. Куропаткин не способен разбить японцев, потому что он хороший тыловик, могущий организовать снабжение большой армии и проделать это почти виртуозно, но командующий он плохой. Здесь есть Макаров, есть вы, есть Фок, и над вами нет никого, кто мешался бы под ногами. У вас имеется корпус, численность которого при желании, собрав все в кулак, можно довести до сорока тысяч солдат. Солдат, знающих вкус побед, верящих в своих командиров и готовых рвать врага. Есть достаточное количество боеприпасов, артиллерии, чтобы обеспечить поддержку наступающим частям. Есть новая тактика и оружие, которые дают вам преимущество и которым противник пока еще не готов ничего противопоставить. Именно Квантунский корпус может начать разгром японской армии. Если мы победим еще до начала революционных выступлений, у России будет шанс. Если нет, то может произойти все что угодно. Понимаю, что все это звучит странно и как-то надуманно. Вот именно поэтому я и Семен не предлагаем кому-то там сделать это, а готовы идти на острие удара, взять на себя одно из самых опасных предприятий в предстоящей операции.
– Ну до операции еще очень и очень далеко, если мы вообще захотим поддержать вашу инициативу. Нужно все взвесить, прикинуть «за» и «против», а потом уже думать над тем, стоит ли вообще ввязываться в подобную авантюру.
– Отчего же авантюру?
– Сергей Владимирович, а что это по сути, если не авантюра? Вы ведь в курсе, что третья армия Ноги насчитывает уже сто тысяч человек.
– Разумеется, понимаю, как и то, что они рассчитывают при помощи осадной артиллерии разобрать наши укрепления, прорвать линию обороны и на плечах отступающих ворваться в Порт-Артур: у них нет другого выхода. Но они пока еще не в курсе, что за это время все дзоты и блиндажи были значительно укреплены, так что они той артиллерии, что им удалось доставить, по большому счету не по зубам. Мои слова не более чем высказывание, а не детально разработанный план, но только не авантюра, все это возможно. Только времени все меньше с каждым днем. Честь имею.
Все еще темно, и видимость очень плоха, но это уже не ночь. На востоке обозначилась темно-синяя полоса, пришедшая на смену непроглядной черноте, еще немного – и солнце, по заведенному миллионы лет назад порядку, вступит в свои права, заливая землю животворным теплом. Судя по приметам, день должен быть не просто солнечным, но жарким. В этот предрассветный час все замерло в предвкушении появления небесного светила. Не слышна трель соловья, распевавшего свои песни всю ночь напролет, прекратили свой стрекот сверчки, все предпочитающие ночной образ жизни попрятались в своих норках или устроились на дневку, дети же света все еще находятся в объятиях сна. Мир повис в хрупком равновесии перехода от ночи к утру.
Только человек не знает покоя в эти минуты. Японцы всю ночь выдвигали на позиции части, которым предстояло атаковать. На русских готовили к бою артиллерию, всячески стараясь оставаться незамеченными, прекрасно зная, что на противной стороне сейчас так же спешно идет подготовка к предстоящему сражению. В траншеях сейчас находятся не посты из трех человек, а только одинокие наблюдатели, остальные стрелки бодрствуют и расположились в прочных блиндажах с усиленными бетоном перекрытиями. В столь же прочных дзотах пулеметчики деловито приводят в порядок свое хозяйство, чтобы, когда придет час, все было под руками. На батареях с обеих сторон также деловая и неторопливая суета, орудия проходят последнюю проверку, располагаются поудобнее снарядные ящики, чтобы обеспечить бесперебойную подачу и ровную стрельбу. Офицеры в последний раз раздают указания фейерверкерам и комендорам, чтобы в этот раз никто не увлекся и не допустил разрыва стволов, – были прецеденты в прошлый раз, когда, позабыв обо всем, артиллеристы доводили дело до беды. Русские корабли, скрываемые безлунной теменью, вышли на позиции и замерли неподалеку от береговой линии в ожидании сигнала.
Четыре утра. До часа, назначенного японским командованием для начала артиллерийской подготовки, остается тридцать минут. Все уже готово, противник ничего не ожидает, так как еще вчера на его позициях не наблюдалось никакого движения. Полностью рассветет только к пяти часам, а до того времени русские аэростаты бесполезны, так что не смогут ничего рассмотреть и скорректировать огонь своей артиллерии.
С рассветом в небе появятся и три японских аэростата. Как видно, с неполадками разобрались, так как в бою при Вафангоу они применялись, и весьма удачно, умудрялись их использовать и при наступлении на Инкоу. Не сказать, что с оперативностью получения информации все обстояло на высоте, но в тот момент, когда задержка происходила дольше чем на два часа, полезные сведения от пилотов все же поступали. Именно ими была обнаружена русская кавалерия, пытавшаяся нанести фланговый удар, благодаря вовремя полученным данным командование смогло организовать противодействие.
В непроглядной темени скрываются брустверы русских окопов. Однажды Ноги уже пытался завладеть этими рубежами, но тогда все обернулось трагедией, огромными и напрасными потерями, так как полевая артиллерия ничего не смогла поделать с блиндажами русских, в которых они установили пулеметы. На этот раз здесь сосредоточено около трехсот орудий, треть из которых осадные, так как с укреплениями русских нужно было что-то делать или просто идти по телам павших товарищей. Если хватит народу, то тогда, скорее всего, им удастся ворваться в окопы противника.
Однако русские вновь преподнесли сюрприз. За полчаса до начала японской артподготовки их позиции вдруг озарились всполохами зарева, а воздух содрогнулся от грохнувшей практически одновременно по всему фронту канонады. Всполохи были видны и со стороны обоих заливов. Если суммировать все орудийные стволы, что сейчас вели обстрел японских позиций, то их количество легко переваливало за триста единиц, и эти орудия в едином порыве вели обстрел японских позиций в четыре километра по фронту и два в глубину.
Чтобы сосредоточить достаточные силы и артиллерию, Ноги был вынужден скучить и тех и других в нарушение всех существующих наставлений. Вернее, это было сделано не им, а его давним другом и в настоящий момент начальником штаба армий в Маньчжурии Кодамой. Японии было кровно необходимо вымести русских с Квантуна и вынудить русский флот уйти во Владивосток – только таким образом можно было наладить снабжение армий всем необходимым. Также в случае захвата Порт-Артура высвобождалась еще одна армия, которая топталась на месте против все еще боеспособного и опасного противника. Сам Ноги предлагал укрепить позиции и, имея в наличии две дивизии, удерживать противника у Цзиньчжоу, так как считал, что атака русских будет стоить слишком больших жертв и огневого снаряжения, в то время как если все это применить против Куропаткина, то имеется возможность его разбить. Квантун он считал слишком крепким орешком. Но Кодаму переубедить ему не удалось, а потому подготовка к решительному штурму шла полным ходом. И вдруг – этот обстрел.
Полчаса. Целых полчаса полевые и морские орудия русских превращали передний край и ближайшие тылы в ад, перемалывая и вздыбливая тонны земли, перемешанной с кровью и останками солдат, обломками орудийных лафетов и перекрытий блиндажей. Сотни огненных смерчей одновременно взметались там, где сосредотачивались для рывка японские войска.
В час, на который было назначено наступление японской армии, русская артиллерия замолчала. Молчали и орудия армии Страны восходящего солнца. Штаб Ноги сейчас походил на растревоженный улей, раздавались зуммеры телефонов, вбегали и выбегали вестовые, отовсюду звучали голоса, иные на повышенных тонах, другие тихо, а были и такие, что походили скорее на шепот. Кодама замер перед столом с расстеленной картой, сжав кулаки и перекатывая желваки. Столько усилий было приложено для организации этого наступления, а тут вдруг русские сами решили наступать. Будь это известно раньше – можно было бы подготовиться к обороне, а затем, измотав противника, перейти в контрнаступление. Сколько же русским подвезли подкреплений, что они решили наступать? А может, они просто не думают, что перед ними стоит стотысячная армия, полагая, что здесь сосредоточено не больше трех дивизий? При поддержке на флангах флота они вполне могли бы рассчитывать на успех. Вот только японцы тоже не сидели сложа руки и готовились к наступлению. Сейчас под огнем приходится вносить коррективы, менять диспозицию, оттягивать лишние войска, чтобы встретить наступающие русские цепи: излишняя концентрация войск в первой линии – это большие потери. Если русские решились атаковать, то необходимо нанести максимальный урон, заплатив за это как можно меньшую цену, чтобы достало сил для развития наступления до самого Порт-Артура.