«Мы одной крови». Десант из будущего
Шрифт:
– Да. Товарищ… майор. – Марина наконец разглядела майорские звезды. – Мне, наверное, лучше остаться. У меня ноги… Я же не дойду…
– Чушь. Добежишь. Без разговоров, бегом арш!
Марина потрусила по траншее, качаясь, отталкиваясь рукой от влажной стенки края, машинально перешагивая через пустые цинки. Потом ползла по взрытому песку, цепляясь штанами за расщепленные доски, за проволоку. Ночь блестела, туманилась мерцанием ракет и слез. Шли, ползли, двигались в ту же сторону фигуры десантников. Их было еще много…
Отпустил Подвал санинструктора Шведову. Может, не все еще. Не все…
6 декабря 21.20.
В 22.00 взлетела красная ракета, и десант пошел на прорыв…
…Марина шаталась, шатались все, кто шел на север. Недоедание, последние дни постоянного обстрела и напряженных боев обессилили бойцов. Румынские траншеи остались позади, но в это не верилось. Легко как-то вышли. Первые несколько минут казалось, что врага вообще нет. Шли колонной, между воронок и окопов. Потом впереди судорожно ударил пулемет, через несколько мгновений захлопали гранаты, вспыхнула короткая яростная стрельба. За спиной, на оставленном плацдарме тоже стреляли – группы прикрытия отвлекали немцев и мамалыжников. Повисли очередные ракеты – Марина видела спины бойцов, грязные повязки, автоматы, пристроенные, чтобы можно было стрелять одной рукой. Сзади тоже двигались бойцы. Санинструктор из 31-го помогала идти слепым [78] . Марина опекала своих: прыгал, опираясь на доску долговязый Яша, шел пожилой боец с забинтованными, обожженными и раздробленными кистями обеих рук – на него повесили «сидор» с дисками, остальные раненые, что в группу Шведовой вошли, разом как-то растворились среди бойцов. Перебрались через траншею – Марина первый раз видела так близко мертвого врага – румын валялся, вывернув шею, точно в стену траншеи хотел ввинтиться. Червяк бл…й…
78
Среди раненых было минимум двое потерявших зрение: капитан-лейтенант H.A. Кулик и летчик сбитого штурмовика И.М. Моргачев.
Впереди была степь – темная, непроглядная. За спиной стреляли. Яша назойливым шепотом объяснял, как ему нужно подавать диски «если що». По лицу бил холодный дождь, Марина облизывала губы, падала, вставала, поднимала других, роняла карабин, поднимала его, искала и поднимала Яшкину доску… Ветви низкорослого кустарника, ставшие на холоде жестче стальной проволоки, раздирали руки и одежду. Потом под ногами захлюпало, зачавкало [79] …
– Стоп! Переобуться треба, – просипел Яша. – Потопим обувку. А у меня и так одна сапога. Папаше Лукичу-то что…
79
Десантники шли через заболоченную часть Чурбашского озера.
Сели на доску. Марина перемотала портянки «папаше» Лукичу, разодрала запасную рубашку, намотала потуже Яшке и себе. Мимо брели люди. Все перемешалось, легкораненые, пулеметчики, связисты, все одинаково грязные, изнуренные до последней степени.
…Вода соленая,
Вроде мельчало – Марина запнулась, бухнулась на колени.
– То привычка, – сказал, задыхаясь, Лукич. – Мож, перекурим, а, хлопчики?
Топкое озеро кончилось.
Только сели, как впереди и правее вспыхнула стрельба. Яростная, короткая.
– Вот и посидели, – сказал Яша. – Двигаться нужно, а то змерзнем та на фрицев наткнемся…
Снова вокруг были люди, оружие, хриплое дыхание. Волокли противотанковые ружья, цинки с патронами, гранаты. Падали, ставили на ноги, подпихивали друг друга. Марина споткнулась о вещмешок – да, вещи бросают, себя бы да автомат донести. Хоть с одним диском.
Сержанту Шведовой бросать было нечего. Вещмешок пустой оставила у озера – там и была-то рубашка запасная и мыло с зубной щеткой. В подсумках по две обоймы. Карабин никак оставлять нельзя. Штаны ватные? Нет уж, пусть в них, в родных, убивают.
Впереди снова стреляли, хлопали разрывы ручных гранат…
Мимо прошел кто-то из командиров – приглушенным голосом командовал «подтянуться». Дождь все моросил, люди брели на ощупь…
Окоп. Яшка поскользнулся, съехал в ловушку. Выбраться не мог – сил о доску опираться уже не было. Марина тянула за руку, потом сползла вниз, подпихивала. Едва выбрались. Лукич ждал, дал за «сидор» ухватиться, встать…
Дальше. Пахнуло теплом. У остывающих углей плотно сидели бойцы. Дальше угадывался бруствер, за ним что-то с колесами.
– Батарею наши взяли, – прохрипел Яша. – Не ждали фрицы.
Кто-то тяжело пробежал мимо:
– Врач? Санинструктор есть?
Марина застонала, поднимаясь: сначала на четвереньки, потом выпрямиться…
– Сюда, сестричка. Зацепила парня шальная…
Марине помогли спрыгнуть в траншею. Настил деревянный, площадка с ящиками, блиндаж – из снесенной взрывом двери воняло взрывчаткой и чем-то говенным, не иначе самой Германией.
Двое бойцов нагнулись над лежащим, Марина пихнула ближнего в спину – обходить сил не было.
– Что?
– Да вот, в плечо его…
Лежал парень, скалился, ватник с плеча скинут. Разрезая гимнастерку, Марина подумала, что странный какой-то. Ну да, морда бритая, и вполне круглая, сытая.
– Вот, считай, первый бой, – жалобно сказал мордатый боец.
– Подсветите, кто-нибудь. Давай, подвинься на бок, – пробормотала Марина.
Подвинулся как-то странно – все к себе мешок угловатый прижимал. Бойцы прикрыли плащ-палаткой, на миг вспыхнул электрический фонарь…
– Что сияем? В блиндаж его занесите, – сказал кто-то смутно знакомым тоном.
– Да я сам, товарищ майор. – Боец принялся подниматься, ухватил за лямку мешок…
– Иди уж сам собой, Чашкин. Не забудем технику.
«Рация», – догадалась Марина.
В блиндаже вонючем все спотыкались с чертыханьем. Завесили дверь, вспыхнула пара фонариков. Под ногами валялись убитые немцы. Марина подняла измочаленный осколками табурет:
– Садись, Чашкин.