Мы оседлаем бурю
Шрифт:
– Скажи матушке, что я приду к ней, как только оденусь.
Горничная неодобрительно оглядела мою промокшую от пота одежду, но покачала головой.
– Она велела вам прийти немедленно, ваше высочество.
Для служанки она была чересчур настойчивой – несомненно, именно поэтому матушка и держала ее при себе. Императрица не может проникнуть повсюду, а ее горничная может. Именно это она и делала. Глаза и уши моей матери, одни из многих.
Я оглянулась на мишень. Моя стрела попала в самый край мотка веревок, и перья на конце пьяно покосились в сторону замка. Я отдала лук
– Долг зовет, – сказала я. – А теперь попробуй расщепить мою стрелу, Тана.
Он засмеялся, и улыбка на миг опять превратила его в мальчишку. Но затем он уже с серьезным выражением лица добавил:
– Позже я расскажу тебе о своем триумфе. В обычном месте.
Поскольку я не могла произнести те слова, которые хотела, то просто кивнула.
– Я отведу вас к ее величеству, ваше высочество, – сказала Нилла.
– Уж конечно, хотя я прекрасно знаю дорогу.
Служанка поджала губы и зашагала обратно к замку, предоставив мне следовать за ней через открытые двери, в суету приготовлений к церемонии присяги. До нее оставалось еще несколько дней, но в город уже начала стекаться аристократия с севера, так что нужно было все отдраить – от ширм до полов и каменных драконов, смотрящих сверху вниз на всех, кто входит в замок. Повсюду слуги карабкались на высоченные лестницы, пытаясь стереть с потолочных фонарей годичный слой пыли. Именно эта церемония и привела императора Кина Ц‘ая на север, в бывшую твердыню семьи Отако.
Замок Кой называют неприступным, его стены еще никто не преодолевал, но все же перед покоями моей матери стояли два императорских гвардейца.
– Ваше величество, – сказал один из них, чуть раздвинув дверь в ее комнату – чтобы только произнести эти слова в щель. – Принцесса…
– Пригласи ее, и пусть нас никто не беспокоит.
– Да, ваше величество.
Матушка стояла у длинного зеркала в гардеробной. Через руку горничной было перекинуто алое парадное платье, а другая служанка наливала свежую воду и раскладывала гребни. Императрица Кисии была одета совсем просто, в тонкое нижнее платье, но ей достаточно было лишь посмотреть на кого-нибудь, чтобы ввергнуть в дрожь. Именно так она и поступила теперь, повернув голову не с королевской грацией, а как змея, встающая в стойку перед добычей.
– Мико, – начала она. На фоне синей драпировки комнаты ее глаза казались ярче. – У меня важные новости. Присядь.
Нилла поставила на циновку маленький столик и звякнула чайными чашками. Потом поклонилась и, не дожидаясь, когда я выполню материнский приказ, разлила чай. Пар заструился на свободу.
– Не стой столбом, – сказала матушка. – Садись.
Я подчинилась, но в животе у меня словно бултыхалась рыба. Чай был слишком горячий, но я обняла чашку ладонями и позволила пару ласкать мои щеки.
– Если речь о том, что Тана попал во флаг, ваше величество, то я…
– Попал во флаг?
Возможно, та горничная все-таки ей не доложила.
– Флаг Ц’ая во дворе. Танака куражился во время тренировки.
Ее лицо прорезала мрачная складка, но она быстро отмела дурные мысли и тряхнула нехарактерными для кисианки светлыми кудрями.
– Речь не о флаге. – Она натужно улыбнулась. –
– Моем замужестве?
– Ты не должна удивляться, Мико. Ты уже взрослая. У тебя уже три лета идет кровь.
Мои щеки зарделись, но я не стала ее прерывать.
– Я оставила тебя со мной, – продолжала она, протягивая руки, чтобы Нилла расправила складки ее нижнего платья и надела верхнее. – Ждала подходящую партию, и наконец-то время пришло.
Трясущимися руками я поставила чашку с чаем.
– И кто он?
– Доминус Лео Виллиус из Чилтея, сын его святейшества иеромонаха.
Я задержала дыхание. Уже давно шептались, что мирный договор может быть подписан только при одном условии – брака. Но то, с какой готовностью она поддержала желание его величества избавиться от меня, как быстро согласилась…
– Тебе нечего сказать? Ты не одобряешь это решение?
– Не одобряю.
Не сводя с меня голубых глаз, она сунула в широкие рукава парадного платья сначала одну руку, а потом другую. Этот взгляд мог проникнуть и сквозь плоть, и в мысли, но все же она не заметила мою сердечную боль или не пожелала ее замечать. Мне хотелось, чтобы она отвернулась.
– Не одобряешь? – сказала она, не услышав от меня объяснений. – Ты ведь еще с ним не встречалась. По всем описаниям, он добр и галантен, и, как мне достоверно известно, под маской у него вполне привлекательное лицо.
– Я не хочу уезжать из Кисии. Не хочу покидать Танаку.
Матушка метнула настороженный взгляд в сторону горничных.
– Понимаю, ты любишь брата, но заключить брак в интересах империи – это твой долг. Этот брак скрепит договор и обеспечит длительный мир. А это в наших интересах.
Отрепетированные, фальшивые слова. Я слишком хорошо ее знала, чтобы им поверить, слишком хорошо знала, что никакой брак не исцелит вражду между Кисией и Чилтеем. И матушкин головной убор, который она носит при дворе, тому доказательство. Алая роскошь, под которой она прятала свои золотистые волосы. Ее мать тоже носила нечто подобное, а мирный договор, который скрепили ее браком, не продержался и года.
Я потянулась за чаем, в надежде что он выжжет дурные предчувствия. Но ничего не вышло.
– Его величество собирается объявить придворным о моем предстоящем замужестве или отошлет меня под покровом ночи?
Она снова покосилась на служанок.
– Что за странные мысли ты вбила себя в голову, дитя. Отец никогда не позволит тебе уехать в Чилтей без соответствующей церемонии.
Отец. Она произнесла это слово с такой легкостью, и только я понимала, насколько редко она его употребляет.
– И с караваном охраны и даров? – поинтересовалась я.
– В этом нет нужды. Доминус Лео Виллиус сам приедет сюда вместе с послом для подписания договора и лично сопроводит тебя. Какая честь. Твой отец очень доволен.
И снова «отец». Слова для вездесущих глаз и ушей, а правду можно лишь прошептать в редкие моменты одиночества.
Чтобы не встречаться с ней взглядом, я взболтала осадок в чашке. Но она уже отвернулась обратно к зеркалу и распекала Ниллу за то, что служанка начала завязывать не тот пояс-оби.