«Мы пол-Европы по-пластунски пропахали...»
Шрифт:
Я стрелял из автомата. Выпустил все три диска. Перезаряжать их не было времени. Я взял автомат погибшего бойца, потом винтовку. Стреляли все непрерывно, хотя многие не имели опыта. Немецкий танк пошел прямо на батарею, разбил одно орудие (второе было повреждено миной) и вспыхнул метрах в ста двадцати от наших позиций. Немцы прорывались отчаянно. Правее нас опрокинули и полностью уничтожили стрелковую роту. В прорыв устремились сотни немцев. Мы стреляли им во фланг, некоторые падали, остальные продолжали бежать.
Меня позвали к парторгу. Пожилой мужчина был ранен четырьмя пулями в руку и шею. Он считал, что умирает,
Мы провели в дозоре всю долгую холодную ночь. Люди моего сборного взвода (многие в возрасте) мерзли. Чтобы согреться, прыгали, толкали друг друга, а в снежной полутьме мелькали вдалеке тени. Выходили из окружения остатки немцев. Мы давали очередь-другую, иногда посылала снаряд батарея, в которой остались два орудия, оба поврежденные. Утром нас накормили, а к полудню дали приказ возвращаться в часть. Из шестидесяти человек у меня осталось менее тридцати. Хоронила погибших специальная команда.
Уцелевшие бойцы рассчитывали на награды, особенно тыловики. Для них такой бой был героическим событием. Дрались большинство неплохо, хотя несколько легкораненых улизнули без моего разрешения. Но немцев на своем участке не пропустили, хотя человек двенадцать погибли, а два десятка получили ранения. Отступать нам категорически запрещалось, и приказ мы выполнили. Никого из моего сводного отряда не наградили. Мы считались прикомандированным подразделением. Кому заполнять наградные листы, так и не решили.
Бой был ожесточенный, мы понесли большие потери. Я был бы рад, если бы хоть трое-четверо человек получили медали. Я считал, что ребята заслужили. Позже я видел, что многие штабные офицеры щеголяют с новенькими орденами за успех в Корсунь-Шевченковском сражении. Оставалось утешаться только солдатской присказкой: «Не за ордена воюем!» Ну, и ценить то, что мы остались в живых. Немцы всегда боялись плена, лагерей в Сибири, где якобы невозможно выжить из-за страшных морозов. Прорывались они отчаянно, и некоторые наши роты были выбиты почти полностью.
В марте сорок пятого года я был назначен помощником командира разведвзвода 120-го стрелкового полка, 69-й Севской стрелковой дивизии. Принимал участие в боевых действиях на территории Германии, но особенно врезались в память бои на подступах к Праге. Шел май 1945 года. Покончил с собой Гитлер, был взят Берлин. Но немцы, особенно эсэсовские части, упорно тянули войну, пытаясь прорваться к нашим союзникам, где рассчитывали на снисхождение. Трагические события развернулись в Чехословакии, которая в основном была освобождена нашими войсками. Однако в стране и в Праге оставалась мощная немецкая группировка.
Пятого мая началось народное восстание в Праге. Я позволю себе привести некоторые цифры из исторических источников. В восстании прямо или косвенно участвовала почти вся взрослая часть населения чехословацкой столицы. В ночь с 5 на 6 мая на улицах были воздвигнуты 1600 баррикад, которые защищали 30 тысяч человек. Защитники Праги испытывали сильнейшую
Четвертым Украинским фронтом, в который входили наш полк и дивизия, командовал генерал армии Еременко А. И., решительный и энергичный военачальник, воевавший в Сталинграде. Колонны советских войск по горным и лесным дорогам шли в сторону Праги. Без нужды старались не ввязываться в бои с многочисленными немецкими частями, пробивавшимися по всем дорогам и через леса на запад. Прага! Вот была цель, которая стояла перед нами. Но по пути в период шестого-девятого мая приходилось часто вступать в бои, чтобы пробить путь.
Разведка, как всегда, двигалась впереди. Транспорта хватало, нам досталось много трофейных машин и мотоциклов. Вспоминается, как меня вызвал командир полка и приказал проверить один из городков, откуда не вернулась разведгруппа. Мы сразу же выехали на двух трофейных машинах. Уже при въезде в городок нам замахали местные жители, стали рассказывать, что наших разведчиков «побили немцы», и проводили к месту боя.
Шли последние дни войны, и гибель товарищей воспринималась особенно болезненно. Я увидел два мотоцикла (один сгоревший) и четыре трупа разведчиков. По ним открыли огонь, когда они въехали в городок. Стреляли из пулемета и нескольких автоматов. Находившийся в коляске сержант, командир отделения, так и остался сидеть в сгоревшем мотоцикле. Тело было сожжено до костей. Опознали его по часам и закопченным наградам. Как ни странно, в кармане несуществующей гимнастерки сохранились документы. Когда я взял их в руки, они рассыпались в пепел. Нападение оказалось внезапным. Лишь один из разведчиков успел выскочить, дать ответную очередь. Его тело, изрешеченное пулями, лежало на тротуаре у стены здания. Кобура для ракетницы была пуста, возможно, он пытался подать сигнал опасности, но не успел. Его ракетницу и автомат немцы унесли с собой.
У нас не было времени похоронить ребят. Я забрал документы и награды погибших. Попросил одного из чехов с красной повязкой на руке и звездочкой на пилотке похоронить ребят неподалеку на площади. Он согласно закивал и попросил, чтобы я написал их имена и даты рождения. На листке бумаги я быстро набросал короткий текст, примерно такого содержания: «Здесь геройски погибли в бою за освобождение Чехословакии советские воины…» и перечислил фамилии.
Вернувшись, доложил командиру полка о случившемся. Немецкий отряд, численностью около батальона, ночевавший в городке, сразу покинул его и двинулся на запад. Продолжали быстрое движение и наши колонны. Темп марша на Прагу был стремительный. Командование торопило: «Ваша цель — Прага, не задерживайтесь ни на час». Машины шли без остановок, хотя в селах и городах путь преграждали сотни людей с цветами, бутылками вина. Кругом висели национальные флаги и флаги красного цвета с серпом и молотом. Встречали нас очень тепло. Так как мы не останавливались, на ходу передавали еду, вино.