Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего
Шрифт:
В то же время многие из действительно общечеловеческих ценностей, которые формировала и развивала во все века подлинная культура (от Гомера до Фирдоуси и Пушкина), здесь «потеряны». Это касается и самоценности человеческой личности, и творческой сущности человека как деятельностного существа, и идей ответственности человека за судьбы общества, и самоценности культуры и мн. др.
Так мы подходим к формулировке принципиально важного тезиса: нравственные нормы Человека формируются прежде всего в сфере культуры как пространства-времени со-творчества Человека, его неотчужденного личностного и социального бытия. Это сфера социального и индивидуального творчества. Это сфера диалога учителей и учеников, художников и ученых, врачей и садовников, социальных новаторов и духовных лидеров. Тех, кто искал пути освобождения от рабства и создавал машины, облегчающие труд человека. Обосновывал важность
Другое дело, что эти нормы во всех существовавших доныне обществах всегда деформировались господствующими отчужденными формами морали, доказывавшей, что иметь раба или крепостного — нравственно. Или что нравственно убивать иноверцев. Или возжелать деньги конкурента. Или отправить соседа по доносу в тюрьму НКВД.
На протяжении долгих тысячелетий безраздельного господства религиозных форм общественной жизни большая часть нравственных норм не могла не иметь религиозной формы и потому всякий раз была сращена с религией. Отсюда кажущееся тождество нравственных и религиозных норм.
Но практика общественной жизни показывает видимостный характер этого тождества всякий раз, когда в обществе начинаются радикальные изменения, когда человек, личность должен совершать практические поступки, делать сознательный индивидуальный выбор, нести за них ответственность. Вот почему именно в эти периоды — будь то Ренессанс, Просвещение или Революция 1917 года — нравственность и религия достаточно явственно обнаруживают свою нетождественность. Хотя бы временное высвобождение человека из-под власти сил отчуждения делает законы нравственности делом человека и общества, рождая и конфликты, и трагедии, и праздники.
А теперь о нескольких более простых вещах.
Во-первых, о сравнении нравственной атмосферы обществ, в которых религия играет значительную роль, и обществ, преимущественно атеистических. Даже случайный набор примеров покажет, что между мерой религиозности и нравственным здоровьем общества нет четкой корреляции. Советский Союз 60-х годов можно считать обществом 90 % атеизма, в отличие от современной России, где более половины населения считает себя верующими. Однако вряд ли кому-то придет в голову доказывать, что наше население в тот период было более безнравственным, чем сегодня. Точно так же личностные сравнения жизни и деятельности религиозных и нерелигиозных людей не докажут того, что религия повышает нравственные качества человека. Хорошо известно, что подавляющая часть бандитов и проституток современной России, равно как и проводивших «прихватизацию» коррумпированных чиновников — верующие люди. В то же время сегодня растет масса людей глубоко верующих и высоконравственных. Точно так же в СССР была масса и высоконравственных, и цинично-безнравственных атеистов.
И это понятно: система отношений отчуждения, делающая человека безнравственным по самому большому счету, имеет массу как религиозных, так и внерелигиозных форм, и потому человек может гоняться за золотым тельцом, служить наемником или доносить на своих соседей независимо от того, верит или нет он в бога. Что же касается исторически конкретных нравственных норм — норм, узаконивающих крепостничество или конкуренцию, подчиненное положение женщины или неравноправие инородца — то эти нормы порождены не религией как таковой, а определенной общественной системой; религия же их лишь оформляет определенным образом.
Во-вторых, заметим, что по ряду пунктов различия в нравственной позиции религиозного человека и человека со светским мировоззрением принципиально значимы. Это сфера нравственных норм, касающихся социальных процессов и личной ответственности за их развитие. Для религиозного человека сфера нравственной самооценки связана не с его практической общественной жизненной позицией, общественными поступками, личной ответственностью за происходящее в мире, стране, городе и т. п., а с некими внешними, религией установленными и на веру им принятыми нормами, за соблюдение которых он несет ответственность в лучшем случае перед высшим судией (лежащим вне поля практики, реальных общественных отношений), а в большинстве случаев — перед служителем церкви, который, как правило, дарует ему отпущение его грехов. Свободы воли и личной ответственности религия в общем и целом не отрицает, равно как и задач самосовершенствования, но главные нравственные оценки верующему даются все же не человеком и его товарищами, а богом и его представителями. Более того, нравственное развитие для религиозного человека лежит в лучшем случае в сфере самосовершенствования с отнесением собственного нравственного бытия на загробную жизнь (в сей жизни человек по определению грешен). В худшем случае нравственность личного поведения ставится в прямую зависимость от отпущения грехов церковью.
В первом случае мы сталкиваемся в большинстве случаев с пассивно-примиренческой по отношению к «посюстороннему» злу позицией невмешательства. Эта позиция, как мы показали выше, и есть алкаемая силами отчуждения (бюрократией, олигархами, криминалом и их идеологическими институтами) модель жизнедеятельности человека, который из гражданина превращается в послушного и привычно-подчиненного любым манипулятивным силам обывателя. Именно это приниженно-послушное бытие человека как нравственное и есть то, что отличает большую часть религиозных людей, и то, что делает их бессловесной опорой отчужденных, властвующих над человеком сил. Другое дело, что человек со светским мировоззрением далеко не всегда отличается активной социальной позицией, точно так же как есть некоторый круг верующих людей, занимающих позицию активной социальной деятельности на благо человека, общества, природы и т. п. Но в целом религиозность лежит в поле нравственного смирения, прощения, пассивности.
Во втором случае мы попадаем уже в совсем иное поле, ибо в реальных условиях, особенно нынешней России, «отпущение грехов» может быть связано с материальной поддержкой религиозных институтов. С этой точки зрения нравственное очищение человека в немалой степени зависит от величины инвестиций в деятельность церковных институтов (пожертвований и т. п.).
Далее. В большинстве случаев нравственная позиция верующего человека определяется установками церкви или, по меньшей мере, совпадает с ними. Церковь же (опять же не всякая и не всегда, но в большинстве случаев; хотя есть и институты «теологии освобождения») выступает с позиций признания существующего социального порядка и господствующих в данном обществе властей как в общем и целом нравственных. Более того, большинство служителей церкви сами живут и действуют в соответствии с нравственными нормами того или иного общества. В России всего пару столетий назад монастыри считали нравственным иметь крепостных. Чуть более полстолетия назад церковь поддерживала политику «великого Сталина». Сейчас она активно участвует в бизнесе. И это приспособление практической нравственной позиции церкви к господствующей системе абсолютно логично в рамках религиозной модели морали. Для нее собственно нравственным является только бытие вне этого мира, по ту его сторону. Этот же мир был, есть и будет несовершенен и греховен, так что здесь иначе нельзя.
Эта позиция очень подходит и обывателю, которому тягостно быть иным, чем все. И духовные лидеры ему нужны не слишком от него отличающиеся по нравственному уровню. И жизнь потише. А нравственное совершенство — оно здесь недостижимо, оставим его для небес. Здесь же погрешим (в свое удовольствие), а потом — покаяние.
В-третьих, следует задать самим себе вопрос: а не является ли в нынешнем обществе единственно возможным и даже наилучшим именно такой, как описано выше, религиозно-пассивный, подход к нравственности ! Парадокс состоит в том, что автор должен дать отчасти положительный ответ на этот вопрос. Если признать (в духе высмеянного Вольтером Кандида) тот или иной сущий социальный порядок наилучшим из всех реально возможных, то отнесение нравственного совершенства на небеса и оправдание приспособительно-пассивной модели морали является вполне закономерным. Как неслучайным является и широкое распространение религии.
Но вот в чем «закавыка»: и общество, и человек изменяются. И с точки зрения людей со светским, социально ответственным мировоззрением в немалой степени от нас, от нашего неравнодушия зависит, в каком направлении и как именно будет происходить это изменение. Какие цели и средства будут выбраны и реализованы.
Самое смешное, что реальные хозяева этого мира отнюдь не на небеса и не на универсальные нормы морали уповают в своей практической деятельности. Их позиция — это позиция активного навязывания обществу своего видения мироустройства. Навязывания, использующего все доступные им средства: экономические, политические, идеолого-нравственные. Они сознательно и активно формируют стандарт заниженно-пассивных нравственных норм. Не убил, не ограбил — вот и нравственный человек. А если еще и на церковь пожертвовал — то уже высоконравственный человек. Стремись купить новый холодильник, иметь стабильную семью, уважай власть — вот реальные нравственные императивы, навязываемые обществу и властями, и церковью. И делают это они совершенно сознательно.