My Ultimate Winter Playlist or Let's Do It
Шрифт:
– Мне, чтобы соблазнить тебя, достаточно взять красный лак? Давай займемся этим прямо сейчас, - предложил он.
– Крашеные ногти на ногах - это вульгарно, Камбербэтч. И, если ты думаешь, что таким жалким маневром отвлечешь меня от критики и поиска недочетов в фильме, ты глубоко ошибаешься.
Бенедикт решил проигнорировать и этот выпад и вернулся ко мне на колени, а я продолжала раздражаться происходящим на экране и успокаивалась, накручивая его кудри себе на пальцы. Как? Как по такому роману можно было снять это? А я еще возмущалась «Лолитой» 1997
– Версия с Джереми Айронсом в сотни раз лучше.
– Потому что у него длинное имя?
– Потому что они не забыли о Первом Абзаце, - сказала я, вспоминая первые слова романа и фильма, и улыбнулась совершенству, сплетенному из слов. Бенедикт удивленно вздернул бровь. Еще бы! Фильм подразумевает в первую очередь картинку, а потом уже текст, но здесь слова настолько сильны. Я, конечно, не гений сцены, но, произнося волшебный Первый Абзац, старалась передать то, что чувствую, когда читаю его, когда слова всплывают в памяти:
– «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы, - медленно, смакуя каждое слово, говорила я, а последний рефрен повторила в точности так, как написал Набоков, слоги скользили по небу, оттолкнулись от зубов, - Ло. Ли. Та». Разве ЭТО можно было упустить? Как такие слова можно было прошляпить. Даже версия 1997 года о них не забыла, хотя и начала со второго абзаца: «Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита». Ты это чувствуешь? Каждое слово соблазнительно, каждая пауза возбуждает. Только читая эти строки, можно сойти с ума от желания!
– А если Кубрик показал обратную сторону медали, то, что мучило Гумберта за кадром? Он ведь не был настолько ненормальным, чтобы не переживать за собственную шкуру. Он понимал, что их с Лолитой отношения неприемлемы и незаконны. Это не могло не давать по нервам.
– Вообще-то роман написан от имени Гумберта, так что, делая его более «гумбертовым», Кубрик не только чхал на Набокова, а еще и на главного персонажа, - распалялась я.
– И не надо смотреть на меня взглядом бездомного голодного кота! Это несправедливый аргумент. Пойми, я не отрицаю, что экранизация интересна, но это не то «самое», что есть в романе.
– Ты признала, что фильм хорош? Я не ослышался…погоди…что это? Слышишь вопли страдания из джунглей…по-моему, там массовый падеж популяции.
Я хмыкнула, показала ему язык и продефилировала, выписывая задницей знаки бесконечности, на кухню за добавкой какао.
– Ты такой ребенок, Хеллс! – крикнул вдогонку Бенедикт.
– Поговори мне еще, Гумберт Гумберт!
Комментарий к Heart-Shaped Glasses
http://vk.com/doyoubelieveinfaeries
Хештэг к главе #MUWP_Glasses
========== Race Car ==========
Inspired by: ZPYZ – Race Car
–
– уламывала я своего несговорчивого английского лентяя.
– Вот именно, что выходные, - утомленный отлеживанием боков на диване, проворчал он. – Выходные существуют для того, чтобы отдыхать, - втолковывал он мне, как ребенку малому. – А ты зачем в Испанию едешь? Смотреть на тесты Формулы-1. То есть работать. И что я, по-твоему, там забыл?
«Меня, к примеру», - так и хотелось выдать ему очевидное, но я надулась, толкнула его в бок и отвернулась, надеясь, что молчание красноречиво освидетельствует мою правоту. Но шевелений на диване не происходило, потому я развернулась и продолжила воспитательную речь:
– Во-первых, ты сам говорил, что в Испании работать невозможно, во-вторых, Формула-1 – не работа, а удовольствие, в-третьих, ты в понедельник едешь на сьемки какого-то американского ток-шоу, если не хочешь увидеть меня перед отлетом, пожалуйста, - я драматично расставила аргументы по мере разжалобливания клиента.
– Когда я это говорил, то слишком плохо тебя знал. Ты можешь работать даже если тебя лишить средств связи, окунуть в джакузи, перемазать масками и напоить коктейлями, - он подозрительно точно описал мой клинический случай. – В котором часу самолет? – Бенедикт сдался и встал с дивана.
– Уже, - он посмотрел на меня так, будто я сказала, что комета столкнется с Землей через… Вот и пришлось объяснять ему, что, - у тебя времени переодеться и найти паспорт. Вещи уже у входа. Такси будет через пять минут.
– Маленькая манитуляторша! Ты с самого начала знала, чем все закончится.
Решила не удостаивать его ответом длиннее презрительного «фыр» и отправилась забирать с зарядки «блэкберри», звонить Кларксону и радовать его своим плюс один. И не просто так, Джереми проспорил мне автографы половины пелотона, и теперь ему придется водить меня по боксам, строить из себя папочку и просить росчерки для маленькой юной леди. Вот что бывает, если меня недооценивать *место для злодейского смеха*. Только я преисполнилась ехидного и коварного величия с самодовольством, как весь кайф обломал Бенедикт:
– Враг у ворот. Такси ждет, - он укутал меня в пальто, которое я отчаянно сбрасывала с криками:
– А как же плюс двадцать?!
В общем, растеряла я в приступе протеста против излишней заботы все свое сияющее злодейское достоинство. Меня вразумили, что потеплеет только по ту сторону перелета и даже перемотали шарфом, вместо пояса. Таксист, увидев такое, дважды пожалел, что согласился на поездку до аэропорта с этими ненормальными. Бенедикт тащил чемодан (да, я мастер лаконичных сборов) в одной руке и конец шарфа, коим я была обмотана, в другой (дабы мне было неповадно развязаться до того, как сядем в авто). Картина не для слабонервных.