Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Шрифт:
– Н-не знаю, – опять заикаясь, ответил, плача, Мишутка.
Мичман Вакуленчук отвернулся, глухо спросил:
– Можно идти, товарищ майор?
– Идите. Нет… Попрошу вас: позовите Зиночку и возвращайтесь с нею. Да не пугайте ее, пожалуйста!.. Ведь это пройдет, Мишутка? Правда, пройдет?..
Сведения, доставленные Мишуткой, оказались очень ценными. С трудом разбирая мелкий-премелкий,
– Вот это разведчик! – невольно воскликнул Млынский, закончив перенесение разведывательных данных на карту.
Теперь линия фронта и путь к ней от лесхоза представали значительно отчетливее. Еще возникали кое-какие вопросы, но майор был уверен, что ответить на них сумеет Семен Бондаренко, Семен, как про себя называл сержанта майор.
Вот почему Млынский так обрадовался возвращению Семена. Поручил Ливанову тщательно допросить немца-шофера, пригласил Алиева и Серегина.
– Докладывай, Семен!
Бондаренко взглянул на часы.
– Сейчас двадцать три часа тринадцать минут. А на рассвете немцы начнут карательную операцию "Волна" против нашего отряда и партизан…
– Не весело! – произнес Млынский, когда Бондаренко рассказал все, что ему удалось узнать о готовящейся операции. – Хасан Алиевич, пригласите Ливанова.
Алиев столкнулся с Ливановым в дверях.
– Товарищ майор! – тревожно доложил Ливанов. – Пленный уверяет, что утром против нас начнется самая крупная, завершающая операция.
– Семен уже сообщил об этом. Меня интересует, когда именно? Утро – понятие растяжимое.
– Говорит, как взойдет солнце, а точное время не называет. Не знаю, говорит.
– Сейчас февраль. Когда во второй половине февраля всходит солнце? – обратился Млынский к присутствовавшим. – Кто знает?
– Половина восьмого или около восьми. Но не раньше половины восьмого, – ответил Серегин.
– Обер-лейтенант и шофер называют одно и то же время. А с какой стороны начнут прочесывать лес?
– Со стороны… – хотел сказать Бондаренко.
– Меня интересует, что показывает немец.
– Немец говорит – со стороны города, – ответил Ливанов.
– А по твоим сведениям, Семен?
– Я уже говорил: со стороны города. Хочу добавить, что лес у города будет охвачен полукольцом. Но это, товарищ майор, мое предположение.
– Правильное предположение. Так вот, товарищи. Времени у нас в обрез. Поднимайте отряд. Уходим через тридцать минут. Хватит на сборы и на то, чтобы связаться с Центром и со штабом фронта… Ты, Семен, не уходи. У меня вопросы будут к тебе.
Млынский разбудил Наташу, усадил за стол.
– Наташа, милая, записывай: "Завтра, в семь тридцать,
– Но, товарищ майор, сейчас не наше время для связи.
– Выходи в эфир, прошу тебя.
– Противник может засечь нас, если будем торчать в эфире.
– Вот и хорошо, пусть засекает. По сведениям Семена, немцы уже пронюхали, что мы в лесхозе. Лучше будет, если они станут искать нас здесь, чем в другом месте…
– Вернулся Семен? – обрадовалась Наташа. – Все в порядке у него? Не ранен?
– С ним-то все в порядке, а нам необходимо уходить немедленно. Пока немцы доберутся до лесхоза, метель заметет наши следы. Поняла?
Наташа кивнула, торопливо надела наушники, включила рацию.
Первыми ушли из лесхоза разведчики – мичман Вакуленчук с краснофлотцами. Млынский поставил перед ними задачу: разведать новое место базирования и дорогу к нему. В качестве связных он придал Вакуленчуку несколько бойцов из роты Ливанова, знающих местность. Через десять минут после ухода разведчиков вышло боевое охранение, и еще через десять минут к новому месту поспешно зашагал отряд.
Старший лейтенант Ливанов, замыкавший со своей ротой колонну, нервничал: впереди роты должна была следовать Зиночка с тяжелоранеными, а она еще не трогалась с места.
– Боец Сидоров, поторопите Зиночку!
– Да Оксаны с Ульяной нет! – пояснила Зиночка. – Не бросать же их!
Оксана сидела на полу около раскрытого и еще пустого чемодана и, плача, перебирала платья, белье, вынутое из неприкосновенного сундука: в него складывалось приданое. Оно напомнило Оксане Алешу.
Ульяна бросала в небольшой чемоданчик свои пожитки и выговаривала дочери:
– Слезами вечному горю не поможешь! Поторапливайся! Зиночка сказала – собирай только самое необходимое и теплое.
– Вы идете, бабоньки? Вся рота вас дожидается.
– Да вот, – растерянно развела руками Оксана. – И это надо бы взять, и это жалко оставлять: разворуют немцы.
– Сейчас идем! – откликнулась Ульяна. Сама стала бросать в чемодан Оксаны вещи. – Да помогай же! Что вещи! Жизнь – она дороже. Потеряешь – не купишь. Побывала я у фашистов, до сих пор до спины не дотронуться. А ты попадешь – живой не уйдешь. Замучают, насильники. Вспомни Алешеньку. Жизнь дана на добрые дела, Оксана… Да не плачь, доченька. Не терзай ты моего сердца!..