Мы же взрослые люди
Шрифт:
И снова Нину вызывали в школу. Снова расшаркивания и защита дочери перед несовершенной образовательной системой.
Эти случаи пересказывали за семейными ужинами, передавали гостям. Алинина дерзость принималась в семье как диковинное животное, как аллигатор в квартире. И до какой-то поры все удерживалось в рамках благополучия. Когда именно произошел сбой, Нина не помнит.
«Наверное, все было бы иначе, если бы не развод», – думала Нина. Все могло бы сложиться для Алины совсем по-другому, если бы Нина не развелась со своим первым
С появлением нового мужа и брата (что особенно повлияло на Алину) в отношения матери и дочки пришел разлад. Постепенно крался он в их сердца. И сначала этого никто не хотел замечать. Из лучших побуждений. Алина все больше времени проводила в своей комнате, все дольше сидела в интернете, все дальше уходила в свое, совсем не ведомое Нине плавание.
Они сидели в одной машине и молча смотрели на дорогу. Две такие родные девочки, две такие далекие. Две такие несчастные и неспособные утешить друг друга. Все сценарии утешения, которые приходили в голову Нине, Алина разбивала парой слов. Самой же Алине не приходило в голову утешать мать, потому что мать сама во всем виновата. Она виновата в своей никчемной жизни, в мерзком малыше (так Алина называла брата) и не подходящем для нее муже. И она же – мать – виновата в том, что жизнь Алины бесповоротно разрушилась.
Дома Алина не притронулась к еде. Встала на весы – 37 килограммов. На два больше, чем было до лагеря. Эта чудовищная новость была настолько невыносимой, что Алине захотелось что-то сделать с собой, с этим непослушным телом, которое так настырно не хотело снижать вес. Она закрылась у себя в комнате, достала канцелярский нож и сделала один надрез на руке. Посередине между двумя другими старыми шрамами. Кожа легко поддалась лезвию и выпустила струйку крови. Порезы стали уже привычным делом. Их удавалось скрывать под длинными рукавами.
Нина изо всех сил старалась залатать увеличивающуюся брешь, лезла в душу, предлагала разные совместные занятия или просто ругала Алину за бардак в комнате. Спрашивала про школу, про учебу. Это все были неверные заходы, но у Нины по-другому не получалось. Тревога в ее сердце была настолько сильной, что временами овладевала ею полностью, Нину выбрасывало из равновесия, она не могла совладать со своим страхом за дочь. Страхом, приносящим боль, страхом, который принимал уродские формы и выражался в крике, неправильных вопросах, ошибочных предложениях, неверном поведении – страхом, который только еще больше выстраивал стену между матерью и дочерью.
Алина говорила, что мать предала ее, но не тогда, когда вышла замуж и родила младшего ребенка. Дочь не могла просить Нине кардинального изменения, которое мать допустила: вдруг стала скучной, ординарной – такой, которой приходится стыдиться перед подругами. У подростков такие заморочки. Слова дочки отзывались в Нине тяжелейшей ядовитой болью. Алина как всегда находила то место, которое больше всего болело и которое хотелось спрятать даже от самой себя.
ДЕТСКИЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
– Ладно,
– Ты хочешь сделать зубы?
– Да, я сделаю зубы и мне стоматолог отсыплет мышьяка.
– Мама, не начинай.
– А ты, когда пойдешь в гости к своему отцу, случайно просыпешь мышьяк ему в борщ. Ведь эта пигалица наверняка готовит ему борщ.
– Мама…
– Я тебя растила и ничего не просила, а сейчас мне нужна твоя помощь.
– Мама, ты же шутишь?
– Я буду с красивыми зубами. И вдовой. Надо успеть до официального развода.
– Мама, ты как всегда не унываешь.
– А зачем мне унывать, дорогая? Чтобы этот упырь на моей могиле целовал свою кралю? Не дождется! Так, что я хотела тебе еще сказать… Про киллера, про зубы и еще что-то важное было. Память от горя совсем отшибает. А! Вот. Нина, мне приснился сон. Вещий. Про тебя.
– Опять ты за свое, мама.
– Нина, говорю же, я женщина в горе, у меня поэтому ночами иногда открывается портал в будущее. Я увидела, что тебя ждет какая-то встреча судьбы! Там было много детей, прям детский сад какой-то. Ты и какой-то очень красивый мужик, вы в струях золотых. Не Илья точно, темненький. В общем, будет шанс, не упускай, бери мужика. А то потом жалеть будешь и до локтей своих докусаешься, как я.
– Мама, опять ты начинаешь свои интриганские козни, – Нина по-доброму это сказала, с шуткой, даже самой стало смешно.
– Говорю тебе – встреча века! Сон не простой, уж я-то это знаю. Перед тем как ты у нас появилась, мне тоже несколько раз снилось что-то и все сбылось.
– Что тебе снилось, мама?
– Не помню уже, говорю же, горе всю память мою съело.
Понимаешь, что глупость, но очень хочется поверить. Потому что пришло время поверить во что-то такое – в чудо или в то, что тебя ждет наконец что-то хорошее. И Нина поверила: случится необыкновенное. Она почувствовала на лице свежий ветерок. Ветерок скользнул со щек и слегка потрепал волосы. Богдан играл на площадке, а завтра им предстояла поездка на детский день рождения. Мама не знала об этом…
Когда долго не происходит ничего приятного, привыкаешь придумывать свой максимум хорошего. Например, сегодняшний день был хорош, потому что огурцы купила в магазине вкусные. И потому что Богдан не писается в постель, гуляет и спит без подгузника целых две недели. Когда это – главные положительные события недели, то очень хочется поверить, что с тобой случится нечто прекрасное совершенно другого порядка. Настоящего, взрослого разряда. Ведь мы же взрослые люди. Вдруг в твоей жизни из неслучившегося осталось что-то интересное? И оно приближается.
– Ура!!! На день рождения! На праздник! На праздник! На праздник! Мама! Я с дивана упал!
Цель: в субботу на машине поехать на детский день рождения. В центр. Неважно, что сам праздник длится около двух часов, сборы всегда напоминают экстренную эвакуацию на Луну. Нужно взять с собой все жизненно необходимое: воду, одежду, микро-аптечку, еще одну одежду, салфетки, горшок на всякий случай тоже. Потому что Богдан очень трепетно относится к некоторым физиологическим процессам и не может разделять эти моменты с незнакомыми унитазами.