Мы же взрослые люди

Гурина Юлия

Как Богдан проснулся? Пошел ли в садик? Что поел на завтрак? Что на обед? Покакал ли? Что ему сказал Илья? Заправил ли за собой постель? (Нина только начала учить убирать постель.) Не перекормили ли его печеньем и конфетами? У Богдана же аллергия, а он любит клянчить сладкое. Нашел ли он свой робокар Поли? Что он делает в эту секунду? О последнем Нина думала очень часто снова и снова. Больше всего боли было от разлуки с сыном. Нина представляла суды, заседания, где она доказывает свое право быть матерью собственному ребенку. Мысли порождали новые рыдания, но это уже был не ураган.

Со старшей дочкой прошло все проще. Алина поехала к бабушке. Нина коротко рассказала о случившемся.

–

Нина! Илья мне сказал, что у тебя СПИД. Он звонил, что-то орал в трубку про тебя и то, что ты загрязнила черной энергией весь дом.

– Мама, у меня нет СПИДа. Мы поругались с Ильей, он меня выгнал. Сейчас я у друзей.

– Конечно я знаю, что у тебя нет СПИДа! СПИДа вообще ни у кого нет и никогда не было!!! Знаешь, в Одноклассниках написано, что это все обман. Еще я попросила Любку тебя просмотреть. Она сказала, что да, СПИДа в тебе нет. И Дима разложил твою натальную карту. Нина, у тебя такая хорошая карта, как звезда Давида – два треугольника и аспекты все хорошие, и Хирон в правильную сторону идет. В общем, твоя карта совершенно нормального человека без всяких СПИДов, а это тебе не хухры-мухры какие-то – это сами звезды говорят. Вы даже и ругаться не должны по звездам. Я так твоему Илье и сказала, что по звездам вы не имеете права ругаться!

– Мам, спасибо. Алина у тебя поживет пока?

– Конечно, я уже даже вечеринку дома отменила, чтобы девочку не смущать.

– Какую вечеринку, мама?

– Ой, Нина, тут такое дело, тебе сейчас, конечно, не до этого. Но мы с Димой и Альфредом теперь прогрессивные и сексуально продвинутые стали. Мы проводим свинг-вечеринки. Ты слышала, кто такие свингеры?

– Мама! Ты шутишь?

– Нин, ну а чем еще заняться на старости лет? У нас все очень прилично. Все очень идейные, все пары, кроме Альфреда, он наш помощник. Дима опытный в этом смысле. Не переживай. Все довольны. Ой, доча, если бы я знала, что после того, как твой отец меня бросит, у меня такая насыщенная жизнь начнется, я бы его уже сто лет назад сама выгнала. Так, вечеринку я отменила, Алина ничего не узнает. Мы ее в это движение посвящать не будем, не переживай.

– Уж пожалуйста.

– Ну ладно, если будет что нужно – звони. Мирись с Ильей поскорее. И помни, что СПИДа не существует.

Мама свингер, что ж такого?

Но все это было днем. А вечером они устроили ужин. Ринат сходил в магазин, купил деликатесов. Достал сервиз из серванта, которым за все время ни разу не пользовались. Было в этом что-то глубоко абсурдное. На их жизни упали деревья с корнем. Все искорежено, крышу у дома сорвало, окна вылетели, а они сидят за столом и едят из немецкого сервиза для особых случаев. Торжественная осетрина лежит на столе, нарезанная на полосочки. И просекко в ведре для льда (Диля хранила в нем кухонные тряпочки, а тут пригодилось по назначению наконец-то). Никому не хочется просекко, в бокалах оно уже нагрелось и вяло выбрасывает последние пузырьки газа. Где-то Богдан засыпает в своей кроватке, какую он надел пижаму? Вчерашнюю или новую, с планетами, которые светятся в темноте? Как там Алина? Бабушка ей обычно отводит отдельную комнату и разрешает звать подруг. Неужели все, что было вчера – правда? Нина вспомнила руку мужа на своих волосах и черные плиточки лестничной клетки.

И вот они сидят друг напротив друга. Ринат улыбается теплой улыбкой. И сквозь его возраст видно того простого мальчишку.

– Знаешь, что я думаю, Нина? Что мы с тобой встретились только сейчас.

– То есть?

– Настоящая встреча. Люди общаются друг с другом и так и не встречаются. Мне что-то надо, я иду и получаю

это от человека. В этот момент я больше вижу то, что мне надо. Или от меня чего-то хотят, и я в этот момент вижу не человека, а то желание, которое от меня хотят. Понимаешь, о чем я? И часто, чем дольше знаешь человека, тем больше он похож на стекло, сквозь которое ты что-то видишь или на котором ты пишешь. Но иногда… Иногда случается настоящая встреча. Такая, когда ты вдруг понимаешь, что есть другой человек. И ты видишь его.

Ринат говорил сбивчиво и возбужденно. Он был взбудоражен. Просекко в бокалах выпустило последние два пузырика. С ведерка для шампанского капли стекали на стол.

– Мне кажется, я понимаю тебя. И так странно, что ты говоришь это сейчас, когда я пришла к тебе среди ночи. Ведь, получается, что мне от тебя кучу всего надо. Жилье как минимум… – У Нины загорелись щеки, она обхватила их руками и облокотилась на стол.

– Но для того, чтобы прийти… – Ринат замялся, подыскивая слова. – Именно в этом случае для того, чтобы прийти, ты должна была увидеть меня. И вот у нас с тобой встреча. Без суеты, без необходимости следовать тупо какому-то сценарию. Мне достаточно просто видеть тебя. Видеть, что ты есть.

– Спасибо тебе, Ринат. Спасибо, что ты есть.

Они сидели друг напротив друга. Обычные люди. Одинокие и родные. Чужие и близкие. В неизвестности кухни.

Угощения нетронутыми лежали на тарелках. На кухню пришло спокойное молчание. Бывают моменты, когда не надо разговаривать. И в тишину приходят разные мысли. Разные субличности начинают вести внутреннюю беседу.

– Ты веришь в жизнь после смерти? – внезапно Ринат нарушил тишину.

– Наверное да. А ты?

– Мне не верится, что на этом все кончается. Но, наверное, кончается все-таки в буквальном смысле. Остаются только воспоминания о нас. Или дети. Воспоминания и дети – и есть наша жизнь после смерти.

– Как это грустно и безнадежно, – Нина поднялась со стула и положила в мойку две их тарелки.

– Почему, наоборот же. – Ринат выпил свой бокал дохлого просекко залпом.

– В этом нет тебя, только какие-то осколки. А я во все верю: и в переселение души, и в ад, и в рай. И в привидения. Мне кажется, что все это существует в зависимости от твоей веры. И в свои верования ты и окунаешься после смерти, – Нина взяла свой бокал просекко, сделала глоток, а остальное вылила в раковину.

– Поясни, мне интересно.

– После смерти твое сознание уходит в само себя. В свой собственный, придуманный им же самим мир. Придуманный или понятый. И там летит в бесконечности своих верований. Вечность с самим собой.

– А если придумать, что там есть другие существа? – Ринат поставил свой бокал в мойку к тарелкам и бокалу Нины.

– Значит, будут другие существа, но они все равно плод сознания. Кино, которое ты снимаешь в течение жизни, чтобы увидеть его после смерти. – Нина продолжала складывать грязную посуду в раковину, в раковине вырастал Вавилон. Нина включила воду, и в Вавилоне пошел дождь.

– Творческий подход к смерти. Но мне свой про детей ближе. Не хочу ничего придумывать, чтобы смотреть вечность. Еще одна вечность в иллюзии меня не привлекает. – Ринат убрал со стола доску с недоеденным сыром и салат. – Вот моя версия смерти, – Ринат указал на опустевший стол. – Здесь был ужин, а теперь его нет. Но есть воспоминание о нем. Пища превратилась в энергию наших тел. Дала продолжение жизни. А твоя жизнь после смерти вот там – в мойке.

Нина как раз поставила сверху на посуду доску и салатницу. Вся конструкция немного пошатнулась. И в Вавилоне снова пошел дождь.