Мясники. Крайне жестокие и малоизвестные преступники из прошлого века
Шрифт:
Далее прокурор перешел к обсуждению ареста. Хотя трое офицеров, задержавших Пробста, были отмечены мэром за их «смекалку, оперативность и старательность» [109] , Манн, описывая поимку Пробста, приписывает ее не столько их собственному опыту и способностям, сколько действиям всевидящего провидения. «Около девяти часов вечера [в четверг] в районе улиц Двадцать третьей и Маркет, – рассказывал он, – офицеры Дорси, Уэлдон и Аткинсон, не имея иного света и ориентиров, кроме данных Богом инстинктов, позволяющих распознать убийство, увидели человека, которого они, как по Божественному побуждению, были вынуждены арестовать. Они взяли его под стражу, а поскольку он давал много противоречивых показаний, его отвезли в участок Шестого округа и тщательно обыскали. При нем нашли два бумажника и табакерку. Этот человек – Антон Пробст, заключенный. Мы докажем, что
109
Anon., Life, Confession, Crimes, 60.
В заключение Манн напомнил присяжным о беспрецедентном масштабе дела, которое они рассматривают, – дела, не имеющего «аналогов в каталоге убийств». «Убийства массового, беспорядочного характера, – заявил он, – во время сильных народных волнений, вихрей разбушевавшихся страстей, с жестокими наклонностями людей, обезумевших от честолюбия, фанатизма или неуправляемого рвения, иногда случались. Но даже среди них… мы не найдем подобного случая уничтожения целой семьи, выбранной в качестве жертвы для удовлетворения прихоти одного-единственного ума».
«Господа, – заключил он, – именно с таким редким и страшным преступлением вам предстоит сейчас иметь дело. Я призываю вас к тому, чтобы при расследовании и рассмотрении этого дела вы прониклись духом справедливости, присущим суду присяжных, и продемонстрировали непоколебимую решимость не оставить безнаказанным подобное преступление – преступление, для которого у нас нет даже подходящего названия» [110] .
Бодро изложив свою версию, Манн принялся поочередно вызывать свидетелей, начиная с доктора Шэпли, который подробно рассказал о результатах вскрытия. Несмотря на холодную клиническую манеру, в которой он описывал жуткие травмы, нанесенные жертвам, – а может быть, и благодаря ей – его показания произвели на слушателей огромное впечатление. Вслед за Шэпли выступили несколько соседей Дирингов – Джон Гулд, Роберт Уайлс и Абрахам Эверетт, – которые рассказали о своих тревожных находках на ферме: о голодающем скоте, разграбленном доме, человеческой ноге, торчащей из стога сена в амбаре. Главный детектив Бенджамин Франклин описал, как были обнаружены тела, а офицер Доусон Митчелл рассказал, что нашел труп Корнелиуса Кэри, погребенный в глубине сеновала [111] .
110
Mann, Official Report, 18–19.
111
“Trial of Anton Probst,” 1, 8.
После перерыва на обед, во время которого Пробста отвели в соседний ресторан, где он не притронулся к предложенному ему ростбифу с овощами, вместо этого съев большой кусок торта с заварным кремом, процесс продолжился и свои показания дали Джейн Гринвелл, Теодор Митчелл и Маргарет Уилсон – трое людей, общавшихся с Кристофером Дирингом в последнее утро его жизни [112] . Последним свидетелем дня стала Лавиния Уитмен, проститутка, с которой Пробст лег в постель через несколько часов после убийства Дирингов. Один из зрителей в зале суда был поражен ее поведением на суде. «Какой бы порочной ни была эта особа, – писал он, – она все же сохранила в своем женском сердце достаточно благочестия и доброты, чтобы содрогнуться… при одном только виде чудовища Пробста». Со своей стороны, Пробст, который в течение всего дня сохранял совершенно безразличный вид, казалось, позабавился ее показаниями, хихикая, когда она рассказывала о тех грошах, которые он заплатил ей на следующее утро [113] .
112
Там же.
113
Там же, 8; см. также Alexander, Dearing Tragedy, 42–43.
Суд удалился в 18:00. Снаружи здания отряд из 150 полицейских сдерживал огромную толпу и расчищал путь между выходом и ожидающим тюремным фургоном. Через пять минут Пробст в сопровождении шефа Рагглса вышел из здания и поспешил к повозке, в то время как толпа вновь осыпала его «оглушительными воплями, шипением, криками» и проклятьями, которые «возносились до самых небес» [114] .
14
Продолжая
114
“Trial of Anton Probst,” 8.
115
Mann, Official Report, 54–57.
Первым из них была пожилая мать Элизабет Долан, которая опознала различные предметы, найденные у Пробста, – саквояж и бумажник, часы и цепочку, а также различные безделушки – как вещи ее дочери.
«Когда, – спросил Манн, – вы в последний раз видели свою дочь живой?»
«В семь часов утра в субботу, 7 апреля».
«Куда она направлялась?»
«К мистеру Дирингу».
«На каком транспорте?»
«На пароходе», – ответила мисс Долан.
«Из какого места?»
«Из Берлингтон-Сити, Нью-Джерси».
«Когда вы видели ее в следующий раз?» – спросил Манн.
«Больше я ее не видела, – ответила миссис Долан прерывающимся голосом, – пока не увидела ее в холодильном ящике» [116] .
Еще более впечатляющими были показания последнего свидетеля обвинения, 10-летнего Уильяма Диринга – «бедного маленького сироты Вилли», как его называли в прессе [117] . Крепкого пухлого паренька – «на вид фермерского мальчика» – пришлось поднимать на стул в свидетельской ложе, и он говорил таким «тихим, невнятным детским голосом», что его ответы пришлось повторять секретарю суда [118] .
116
Там же, 61.
117
Alexander, Dearing Tragedy, 43.
118
Anon., Life, Confession, Crimes, 76.
Отвечая на вопросы Манна, он объяснил, что покинул дом пасхальным утром, чтобы навестить деда «за Шуилкиллом», оставив отца, мать, четырех братьев и сестер, а также Корнелиуса Кэри, который также жил в доме.
«Кто-нибудь еще жил там?» – спросил Манн.
«Да, сэр, – ответил Вилли, указывая на заключенного на скамье подсудимых. – Этот человек».
Когда ему показали различные предметы, найденные у Пробста во время ареста – золотые часы и цепочку, два пистолета, табакерку, – мальчик без колебаний назвал их вещами своего отца. Он сохранил впечатляющее самообладание даже под перекрестным допросом Джона П. О'Нила, одного из двух адвокатов Пробста.
«Вилли, – начал О'Нил, – откуда ты знаешь, что это часы твоего отца?»
«Я часто приносил их ему», – ответил мальчик.
«Как часто ты держал их в руках?»
«Почти каждое утро».
«Ты уверен, что это те самые часы?»
«Да, сэр».
«Когда ты говоришь, что уверен, что это те самые часы, ты хочешь сказать, что это те самые часы, которые были у твоего отца, или что они похожи на них?»
«Да, сэр, – ответил Вилли. – Это те самые часы» [119] .
119
Mann, Official Report, 66.
Как только мальчик отошел от трибуны, окружной прокурор Манн встал и объявил, что обвинение закончило. Теперь защите предстояло вызвать своих свидетелей. Так полагало большинство присутствующих в зале суда. Поэтому для них стало неожиданностью, когда адвокат Пробста Джон А. Вулберт поднялся на ноги и объявил: «Да будет угодно вашей чести, у нас нет никаких показаний от имени заключенного. Мы прекращаем выступление от имени заключенного».
Затем последовали четыре заключительные речи, первую из которых дал помощник окружного прокурора Томас Брэдфорд Дуайт. Он начал с упреждающего опровержения ожидаемого аргумента защиты о том, что психическое состояние Пробста пострадало из-за его военного опыта – «его знакомства с потоками крови на войне».