Мясо
Шрифт:
У Снайпа появилась слабая надежда на то, что из-за совершенного им греха на него не обрушится вся мощь гнева Магнуса. Может, повезло, и они застали его в благодушном настроении. А может, слухи о наказаниях Магнуса были сильно преувеличены и служили для того лишь, чтобы держать рабочих в страхе. Минут через десять Магнус отпустил дояров, и Снайп остался наедине с Мясным Бароном и его телохранителем.
Когда на лестнице стихли шаги, Магнус наконец обратился к Снайпу:
— Ты удивишься, когда узнаешь, сколько таких извращенцев я здесь повидал, Снайп. Одни предпочитали
Снайп боялся встречаться глазами с хозяином — у того был суровый взгляд. Опасная игривость Магнуса в сочетании с его, Снайпа, собственным позором — пожалуй, это было чересчур.
— Секс всегда, даже в лучшие времена, был рискованным занятием. Никогда не знаешь, на какую мразь, выдающую себя за женщину, нарвешься в этом городе. Неудивительно, что зачастую скотина выглядит куда привлекательнее для моих рабочих, нежели их жены и потаскухи. Я этого не понимаю, но, во всяком случае, могу себе представить, как все происходит.
Магнус замолчал и после короткой паузы продолжил:
— К сожалению, меня беспокоит потенциальный ущерб, который может быть нанесен моей собственности, и неуважение к ней. Вся живая тварь в этом городе принадлежит мне, и тот, кто относится к ней без должного почитания, должен за это расплачиваться. Что мне непонятно, так это то, почему мои рабочие до сих пор не уяснили это своими куриными мозгами. Да, это нигде не прописано, но всем известно, какой штраф грозит за ущерб моему бизнесу.
Магнус откинулся на спинку кресла с такой силой, что оно скрипнуло.
— Я так полагаю, ты читал Книгу даров.
Снайп был вынужден заполнить вакуум молчания, воцарившегося после этой реплики.
— Да, мистер Магнус.
Магнус поджал губы, и по выражению его лица можно было догадаться, что он мысленно закрыл для себя тему.
— В таком случае мне больше нечего тебе сказать. Бруно, организуй доставку Снайпа в стадо. И разыщи Рубщика. Проследи, чтобы Снайп был переработан на мясо немедленно. Я хочу, чтобы уже к вечеру от него осталась только колбаса.
Он подлил себе водки.
Бруно схватил Снайпа за шиворот — это была его фирменная хватка — и потащил его в дальний угол кабинета. Там, за портьерой, скрывалась деревянная дверь. Бруно открыл ее и вытолкал Снайпа на темную лестницу, которая вела вниз.
— Да, Бруно, и оставь дверь открытой, хорошо? Я, может, заскочу, проверю, как справляется Рубщик.
Как и у многих рабочих завода, у Шанти отсутствовал палец. В его случае это был большой палец правой руки. Но, в отличие от тех, кто получил производственную травму, он потерял палец в результате несчастного случая, о котором у него даже не сохранилось воспоминаний. Ему еще не было и года, когда это произошло, так что он научился вполне обходиться без пальца. Во всяком случае, это совсем не мешало ему в работе с пневматическим пистолетом.
Администрация ценила его сноровку, поскольку она сулила высокую производительность забоя. Шанти всегда считал себя добрым и сострадательным человеком и старался умерщвлять скот быстро и безболезненно, насколько это было возможно. Ему была невыносима мысль о страданиях любого живого существа, кроме себя самого. То, что он наблюдал каждый день на конвейере, было вовсе не парадом безмозглой скотины и не чередой безучастных лиц животных. Не мучил он себя и мыслями о том, что перед ним проходят чьи-то жизни. Это была слишком страшная реальность. Калейдоскоп глаз — вот что видел Ричард Шанти изо дня в день, наблюдая колонны Избранных.
Глаза были изумрудно-зелеными, как свежие леса. Глаза были отполированными карими слитками. Глаза были мудро-серыми. Глаза были небесно-голубыми и искрящимися россыпями сапфиров. Глаза были обрамлены белками, в которых застыли мольба, немой укор. Глаза были пленниками этих послушных, безропотных белков. Белыми, как сама смерть. Глаза говорили с ним, потому что те, кому они принадлежали, говорить не умели.
И, хотя Шанти не прислушивался, не слышать их он не мог.
Процесс переработки телят Избранных, означавший для них конец жизни, происходил еще в их младенчестве и длился несколько недель. На Гревила Снайпа было отведено меньше часа.
Ему пришлось подождать, пока Рубщик управится с ланчем. Бруно остался присматривать за Снайпом, чтобы он не бросился бежать, увидев помещение, куда его привели. Снайп не раз наблюдал за экзекуцией, которой подвергались молодые телята, но никогда не задумывался о происходящем. Теперь он сам оказался в глухой комнате, где проходили ритуалы, привычные для бойни и мясопереработки. Дрожь, охватившая его, не имела ничего общего с той, что он ощущал в тот момент, когда дояры застали его со спущенными штанами рядом с коровой в доильном зале. Сейчас он испытывал противную слабость в животе, мочевом пузыре и коленях. Он чувствовал, что коленные чашечки подрагивают, словно наживка на леске.
Все произошло так быстро, что он даже не успел ничего осмыслить. И в то же время его тело знало о своей участи. Оно готовилось. Он чувствовал, как холодеют ступни и кисти, от которых уже отхлынула кровь. Лицо тоже стало холодным и влажным, напряглись мышцы живота. Мысли лихорадочно кружили по закоулкам сознания, пока его глаза обшаривали каждый сантиметр комнаты.
Здесь было грязно. На полу чернели пятна, о происхождении которых нетрудно было догадаться. Такие же потеки покрывали разнообразные ремни, оковы и грубо сколоченные столы. Воздух в помещении был тяжелым. Пахло скотиной и химикатами. От этой вони слезились глаза и текло из носа.
Но где-то в подсознании засела уверенность в том, что в этой комнате он не умрет.
Судороги в животе стали невыносимыми — тело все еще готовилось к исходу, — и его стошнило мутной зеленоватой жидкостью. Бруно ударил его, и он рухнул на колени, сильно ударившись об пол. Скованные за спиной руки не помогли смягчить падение.
— Не вздумай измазать меня своей блевотиной.
Бруно снова ударил его ногой по бедру, на этот раз заставив вскрикнуть.
— Никчемный кусок мяса.