Мясо
Шрифт:
У себя он разделся и лёг среди вечного гомона и шума отодвигаемых табуреток. И даже успел увидеть сон: что-то про голубей в синем небе над родным городом. Но вскоре проснулся: кто-то светил фонариком ему в лицо. Артур прикрыл глаза рукой, и луч опал, свернул в сторону. В проходе он разглядел бесформенную фигуру прапорщика Попова. Тёмным призраком она скользнула вдоль коек и растворилась в распахнутой двери расположения. Вместе с ней исчез и луч фонарика.
Артур встал. Вытащил из-под матраса джинсы, футболку и новенькую
— Чего ты? — испуганно залепетал тот, закрывая руками лицо.
— Не бойся, — сказал ему Артур. — Просто ляг ко мне в кровать.
— Не надо… Пожалуйста, не надо…
— Да успокойся ты, дурень. Мне уйти надо, а Поп мою койку обязательно проверит. Просто поспи у меня, пока я не вернусь. А из твоей постели мы чего-нибудь соорудим.
— Аааа… А я уж было подумал…
— Дурень ты, дурень…
Проходя мимо дневального, Артур попросил у него часы. Тот, не раздумывая, стащил с запястья свою «Славу». Принимая часы у солдата, Артур взглянул на циферблат. Была четверть двенадцатого. Можно было не спешить.
На крыльце он закурил, пряча сигарету в кулак и поглядывая на дежурного по части, сидящего в двадцати шагах за стеклом. На крыльцо вышел дневальный. Артур протянул ему сигарету, и они молча курили, поглядывая на падающие с красноватого неба хлопья.
— Да, тёплая зима, — произнёс дневальный. — У нас на Урале сейчас минус тридцать и сугробы по пояс.
— Ну да, — сказал Артур. — А на губе сейчас цемент остывать начинает. Хотя не так чтобы он за день очень нагрелся. Всё, брат, познаётся в сравнении.
Он затушил сигарету о подошву и бросил окурок в кусты. Потом перепрыгнул через собственную тень, пересёк двор и зыбким призраком мелькнул у забора. Дымов ждал его у проходной. Вместе они вышли на посты.
— За нами следы остаются, — разменял молчание Дымов.
Артур посмотрел на часы.
— Следующая смена в двенадцать. Успеет замести.
Они шли вдоль мертвых корпусов завода, подставив щёки ласкам пушистых хлопьев. Было как-то необыкновенно тихо, как это бывает только под снегом, и совсем не хотелось говорить.
— Стой, бля! Стреляю, нах! — раздался голос сержанта Калёкина..
— Полегче, Калёка! — крикнул Артур. — По уставу вначале «Кто идёт?» спрашивают.
— Я сказал, стреляю, нах!
— Этот выстрелит, — вздохнул Дымов.
— А ну ложись, бля! И по-пластунски, нах!
Дымов опустился на одно колено. Крикнул:
— Калёкин, прекрати балаган.
В морозной тишине раздался звук передёргиваемого затвора. Самого караульного видно не было. Дымов опустился на второе колено.
— Кажется, влипли, — сказал он тихо.
Артур пошёл вперёд. Прямо на голос. Туда, где должен был находиться сержант, направивший на него дуло своего автомата.
Когда
— Артура, ты, что ль?! А я-то думаю, что за плесень по постам шляется…
— Я тебе сейчас дам, плесень! — Артур схватился за дуло автомата.
— Тихо, тихо, — сказал Калёкин. — Всё по уставу. Отпусти оружие…
— По уставу… По уставу по посту ходить положено, а не крысой по кустам прятаться…
— Ну ладно, чего ты завёлся, — Калёкин примирительно вытянул руку. — Уж очень проверить хотелось, ляжешь ты или не ляжешь…
— Сволочь ты, Калёкин, — произнёс подошедший сзади Дымов, отряхивая снег с вельветовых штанов.
— Но-но, без оскорблений! А то не посмотрю, что доктор, пущу в расход, нах!
Он взял автомат за ствол и, вытащив магазин, передёрнул затвор. Остроносый автоматный патрон упал в снег. Калёкин нагнулся и поднял его. Выпрямившись, сказал:
— А ты, бля, Сагамонов, мужик. Не врут люди, нах…
У железнодорожного тупика они перемахнули через забор. Дымов порвал штаны о колючую проволоку.
— Да что же это такое, в конце-то концов! — культивированно выругался он.
Артур спрятал улыбку в темноте.
Вдоль забора они дошли до дороги. Машин не было. В близлежащих домах светилось несколько окон. Над оставшимся позади заводом висела жёлтая луна.
— У тебя чего сегодня? — спросил Артур.
— Банальный аборт, — ответил Дымов. — Но, как всегда, в приятной компании.
— Да, — усмехнулся Артур, — компания и у меня приятная. Но, надеюсь, обойдётся без абортов.
И они разошлись. Дымов пошёл вверх по дороге, а Артур перешёл улицу и углубился в офицерский посёлок, встретивший его гробовой тишиной.
Ему понадобилось минут пять, чтобы дойти до конца улицы. У последнего дома он остановился. Тихонько прокрался к калитке и скинул с неё скобу. Где-то вдалеке залаяла собака.
Узкая мощеная тропинка, ведущая к дому, была покрыта белым слоем. Артур задрал голову. Снег почти прекратился и падал теперь реденькой мелкой крупой. Решив не рисковать, он шагнул в сад. Между давно не стриженной изгородью и смородиновыми кустами прошёл к дому. Там, вжавшись в стену, сделал несколько осторожных шагов по мокрому гравию и тихонько постучал в дверь.
Открыли ему почти сразу. Он вступил во мрак и, слегка запутавшись в полах ночной рубашки, прижался к мокрой от слёз щеке.
— Ну, чего ты, — сказал он, целуя её в солёные губы.
— Так, как сегодня, я ещё никогда не боялась…
— Ну что ты, я же здесь.
— Я думала, он тебя застрелит.
— Ну, вот ещё! Глупости какие…
— Ты его не знаешь! Он иногда совершенно непредсказуем… И почему он тебя так ненавидит?!
— Я люблю его жену. Я сплю в его постели. Я…
— Но ведь он же не знает?!