Мятеж на «Эльсиноре»

Лондон Джек

Конечно, каждое утро, еще до рассвета, мы будем опускать всю систему на палубу, и на баке не смогут подозревать того, что мы устроили. Уже сегодня их любопытство возбудил один привод, который пришлось оставить на виду. Одна за другой показывались головы над передней рубкой. Они смотрели вверх и все старались догадаться, что мы собираемся делать. Да что там говорить! Я и сам ловлю себя на том, что все время выглядываю и будто жажду атаки, чтобы убедиться в полезности моего изобретения.

Глава XLV

А что случилось с мистером Пайком, по-прежнему остается тайной, как

и то, что случилось со вторым помощником. В продолжение трех последних дней мы все вместе подсчитывали число мятежников. Мы видели всех, за исключением мистера Меллера, или же Сиднея Вальтгэма, как, по-моему, правильнее его называть. Он все время не появлялся и не появляется до сих пор, и мы можем только раздумывать и строить всевозможные предположения.

В течение последних трех дней случилось немало интересного. Маргарет отбывает, чередуясь со мной, вахты днем и ночью, в продолжение круглых суток. Из окружающих нас людей нет ни одного человека, которому мы могли бы доверить такое ответственное дело. Несмотря на то что происходит мятеж и мы осаждены, погода стоит такая мягкая, и мы настолько редко нуждаемся в какой-либо помощи наших слуг, что последние совсем обленились и теперь во время своей вахты на палубе беззаботно спят за рубкой. Ничего не случается, и, как и матросы внизу, они все больше толстеют и ленятся. Как-то раз я даже застал Луи, буфетчика и Ваду за какой-то игрой. Если строго разобраться, то лишь Генри, юнга с учебного судна, – единственный человек, который до сих пор ни разу не провинился.

Ах, да! Я отколотил вчера Тома Спинка! С исчезновением первого помощника он не слишком доверяет моим познаниям в морском деле и проявляет порой дерзость и неповиновение. Мы с Маргарет – каждый из нас в отдельности – обратили на это внимание и третьего дня беседовали на эту тему.

– Он – хороший матрос, но не слишком дисциплинирован, – сказала она. – Если мы позволим ему продолжать в том же духе, он заразит и остальных.

– Отлично! В таком случае я приберу его к рукам! – храбро заявил я.

– Да, вам придется это сделать, – ободряюще поддержала она меня. – Будьте тверды! Вам необходимо быть твердым!

Те, кто занимает командные места, должны, конечно, быть твердыми. Однако я убедился, что это не так-то легко. Например, для меня никакого труда не составило застрелить Робертса, когда он целился в меня, но несравненно труднее выказать твердость по отношению к такому тупоголовому слуге, как Том Спинк… В продолжение двадцати четырех часов после разговора с Маргарет я был как на иголках, горя желанием разделаться с этим типом, но в то же время чувствовал, что мне гораздо легче выдержать атаку со стороны мятежников, чем объясниться с Томом Спинком.

За один день новичок не может усвоить непосредственную, ворчливую манеру мистера Пайка или же спокойную, беззвучную властность капитана Уэста. В самом деле, положение создалось весьма затруднительное. Я не привык командовать людьми, и Том Спинк понимал это своей глупой башкой. Он был удручен исчезновением первого помощника. Боясь мистера Пайка, он в то же время полностью надеялся на него, как и верил в то, что первый помощник доставит его на место с целой шкурой или, во всяком случае, живым. На меня он таких надежд не возлагает. Да и в самом деле, какие шансы могут дать пассажир-джентльмен и капитанская дочка в противостоянии баковой шайке? Несомненно, таков был ход его рассуждений, и, рассуждая так, он впал в отчаяние и потерял

надежду.

После того как Маргарет сказала мне, что я должен быть твердым по отношению к Тому Спинку, я стал следить за ним, как ястреб, и он, должно быть, это почувствовал, потому что всячески воздерживался выйти за пределы, несмотря на то что все время был от этого на волоске. Было еще ясно, что Буквит весьма внимательно следит за тем, когда вырвется наружу сдерживаемое упрямство Тома Спинка. Создавшееся положение не могло не быть замечено нашими остроглазыми азиатами. По крайней мере, я несколько раз поймал взгляд Луи, который, видимо, хотел дать мне какой-то совет. Но он знал свое место и поэтому держал язык за зубами.

И вот вчера, в то время как я стоял на вахте, я увидел как Том Спинк выплюнул на палубу табачную жвачку. Нужно заметить, что на море это считается таким же серьезным преступлением, как богохульство в церкви.

Маргарет подошла ко мне, когда я стоял за мачтой, и сказала мне о том, что произошло. Она взяла из моих рук винтовку, сменила меня, и я мог отойти на корму.

Там я заметил оскорбительный плевок, и там же стоял Том Спинк с оттопырившимися от табачной жвачки щеками.

– Эй, ты! Принеси-ка швабру и вычисти это! – приказал я как можно суровее.

Однако он только дальше продвинул свою табачную жвачку и поглядел на меня с презрительным глубокомыслием. Я нисколько не сомневаюсь, что он не меньше, чем я сам, был поражен стремительностью того, что произошло. Мой кулак вылетел, как стрела, выпущенная из лука, и Том Спинк отскочил назад, ударился о покрытый брезентом угол запасной машины и растянулся на палубе. Он попытался было вступить со мной в драку, но я бросился вслед за ним, не давая ему возможности прийти в себя от изумления после моей первой кулачной расправы.

Так сложилась моя жизнь, что с мальчишеского возраста мне ни разу не приходилось пускать в ход кулаки, и теперь я должен чистосердечно признаться, что испытывал истинное наслаждение, колотя несчастного Тома Спинка. К тому же во время этого мгновенного происшествия я увидел на палубе Маргарет. Она стояла у командной рубки и, не отрываясь, смотрела на меня. Мало того, она смотрела спокойным, все взвешивающим, оценивающим взглядом!

Несомненно, это должно было выглядеть очень дико! Да, но и достаточно диким являлся мятеж в открытом море в тысяча девятьсот тринадцатом году. Тут не разыгрывался турнир между одетыми в кольчугу рыцарями из-за благосклонности какой-нибудь прекрасной дамы! Нет, здесь просто колотили глупого малого за то, что он плюнул на палубу грузового судна. Тем не менее, я должен признать тот факт, что присутствие дамы, смотревшей на мою расправу, обострило вкус происходящего, придало ему более быстрый темп и уж, во всяком случае, способствовало большей силе ударов. Лишняя полдюжина пощечин во всяком случае выпала на долю несчастного матроса.

Да, странно и удивительно создан человек! Теперь, когда я хладнокровно оцениваю все это, я вижу, что то самое возбуждение, которое я испытывал, колотя Тома Спинка, я испытывал и при умственных состязаниях, в которых мне удавалось одерживать блистательные победы над одаренными противниками. Иной раз чувствуешь себя «марсовой собакой» мысли, иной раз – «марсовой собакой» мускулов. Уистлер и Уайльд были точно такими же умственными буянами, каким физическим буяном был я вчера, когда ударом кулака сбил Тома Спинка на палубу и заставил его на ней остаться.