Мятеж
Шрифт:
– Да что их слушать, - снова кто-то выкрикнул из толпы, - одно все вранье. В работу их взять...
– Я предлагаю, - рявкнул октавой Букин, - предлагаю все разговоры кончить, а Белова и пришедших с ним посадить в отдельную камеру...
Он грузно поднялся из-за стола, подошел к Панфилычу, взял его за плечо и сказал:
– Ну-ка, идем в кабинет, посидишь, а мы тут сами доделаем.
Белов резко отдернул руку Букина, запальчиво крикнул:
– Это что такое? Не сметь трогать! Знаете, что если вы нас и арестуете, если расстреляете
Все притихли и слушали со вниманием его страстную, обозленную речь.
– Я другое предлагаю, - продолжал Белов, - я предлагаю идти нам вместе к проводу и поговорить с Ташкентом, вызвать командующего; и если он разрешит обезоружить команды - так тому и быть... Тогда без крови. А так идите, попробуйте... Как "они" цукнут!
Речь произвела впечатление. За Беловым тотчас Береснев:
– Ребята, говорю это я - Павел Береснев. Я Белова знаю давно. Это человек хороший. Он не врет. И что он говорит, то дело. Его надо слушать... д...да...
Встал, выпалил, примолк, сел, голову положил на широкие ладонищи.
Тут же случился Мерлин, председатель уревкома.
– Товарищи, вот видите мои худые сапоги?
– и он приподнял сапог с отвалившейся подошвой.
– Клянусь вам, что не надо никаких насилий. Прошу верить мне, как давно работающему в Семиречье... Миром, миром, товарищи...
Мерлин лопотал что-то ненужное, бессвязное, но уже настроение общее давно переменилось, - от прежнего задора не было следа. Сошлись на том, что вместе с Беловым поедут в штадив представители боесовета и лично будут участвовать в разговорах военсовета с центром.
Выбрали Чеусова, Караваева.
А чтобы с ними ничего не случилось, в крепости оставили заложниками Бочарова и Кравчука. Пацынко уехал с Беловым, с ними Чеусов, а Караваев, взяв человек тридцать конных, догнал их в пути.
И когда подъезжали к штадиву, Караваев и Чеусов, - боясь, что откроют огонь, Белова направили вперед, а сами за ним, зорко озираясь, робко пробрались во двор.
Подступили к проводу. Подошли к ним и мы, остававшиеся в штадиве.
Вызвали ревсовет фронта.
Рано утром этого же дня, то есть 13-го, городская партийная организация собралась около комитета. На руках у комитетчиков было распоряжение обкома явиться к военному совету. Но они и думать про то не думали - развернули знамена и прямым сообщением наладили в крепость. Там их встретили как желанных друзей, торжественно, с музыкой. Партийные представители, по приглашению боесовета, уже работали в нем заодно с мятежниками. Крепость чувствовала себя в некотором смысле "революционной". И в самом деле как это выходило революционно!
Тут тебе и коммунисты как будто заодно, тут тебе можно и "долой коммунистов" кричать, и уничтожать агентов по продразверстке, и требовать разоруженья особотдела и трибунала, свергать все власти военные и гражданские, провозглашать свою мятежную, крепостную власть, - это вот так коммунисты, с такими и дело любо вести!
Потому так торжественно крепость и встретила городскую организацию.
– Свои, - решили там безошибочно.
Были даже при встрече торжественные речи, - обменивались взаимно любезностями. С приветствием от партии досталась "великая честь" выступать Кирпо.
Произошел даже вежливый обмен официальными документами. Крепость писала:
УГОРКОМУ ПАРТИИ
Временный Военно-революционный Совет предлагает партии влить в состав Врем. В.-Р. С. четырех членов партии.
За предс. Врем. В.-Р. С., член Ф. ШКУТИН.
Члены: К р и з е н к о, П р а с о л о в, К а р а в а е в.
Последовал ответ:
Городской комитет партии выдвигает во Временный Военно-революционный Совет товарищей: Меньшова, Демченко, Кирпо, Дублицкого.
(С л е д у е т д е в я т ь п о д п и с е й.)
Словом, соблюли все необходимые "формальности". Один из командированных партией, Дублицкий, настолько усердно, рьяно взялся за работу, что уже вскоре сидел в боесовете над столом, за картой, вместе с мятежниками и разрабатывал план налета на особотдел. Правда, это был всего-навсего юноша лет девятнадцати. Потом, на суде, он сознался в ошибках своих и прегрешениях, но все же вреда натворил немало, - и не только в этом деле, он участвовал и в других, столь же зазорных и пакостных. Одним словом, крепость чувствовала себя в "контакте" с городскими "коммунистами" и начинала даже на них покрикивать. Так, например, тому самому почтенному собранию, что заседало в Доме свободы, крепость послала довольно отчетливое... извещение.
ИЗВЕЩЕНИЕ
Вр. Военно-революционный Совет Семиреченской области считает долгом оповестить объединенное заседание всех организаций, состоявшееся в Доме свободы, что ему в полном составе предлагается явиться в крепость не позже восьми часов утра для разрешения наболевших вопросов среди тт. красноармейцев. В случае неявки Советом будут приниматься меры, как к неподчиняющимся Советской власти, во главе которой стоит Вр. Революционный боевой Совет Семиреченской области.
6 часов утра 13 июня 1920 г., крепость.
Председатель Вр. Военно-революционного боевого
Совета Семиреченской области (п о д п и с ь).
Тов. председателя (п о д п и с ь).
Секретарь (п о д п и с ь).
"Партийцы" верненские все переносили молча, крепостная узда им приходилась в самый раз. Недаром председатель угоркома телеграфировал в Ташкент краевому комитету партии, что все спокойно, помощь не нужна.
В самом деле, какая и зачем им требовалась бы помощь? Они во всей этой суматохе чувствовали себя как рыба в воде.