Шрифт:
Lynette Noni
THE PRISON HEALER
Copyright © 2021 by Lynette Noni
Перевод с английского Ксении Тринкунас
Пролог
С сумраком пришла смерть.
Возле
Они едва заполнили половину корзинки, когда тихий ночной воздух рассек первый крик.
Девочка с братом замерли; он раскрыл рот, измазанный серебристым соком, она беспокойно нахмурилась. Девочка перевела взгляд изумрудных глаз на отца, стоявшего возле студеной реки с огромной охапкой алоэ в руках. Тот смотрел не на мшистые растения, а на маленький домик на вершине холма. Кровь отлила у него от лица.
– Папа, что…
– Тихо, Керрин, – шикнул мужчина на сына, бросив алоэ и подбежав к детям. – Наверное, это просто Торелл с Зуликой играются, но давайте лучше проверим…
Что бы он ни собирался сказать об их старших брате и сестре, его прервал еще один крик и жуткий грохот, который было слышно даже внизу у реки.
– Папа… – проговорила на этот раз девочка, подскочив, когда отец вырвал у нее корзинку и мертвой хваткой сжал руку. Ягоды разлетелись вокруг. Не успела девочка продолжить, как раздался пронзительный вопль ее матери:
– Беги, Фаран! Беги!
Отец так сильно сдавил ее ладонь в своей, что девочке стало больно, но последовать приказу жены ему уже не удалось. Из дома выбежали солдаты с обнаженными мечами, и даже в скудном лунном свете их доспехи отливали серебром.
Десяток, не меньше.
Много.
Слишком много.
Сквозь колючие кусты девочка дотянулась до дрожащей руки брата, липкой от сока осозники. Они в ловушке, бежать было некуда: позади – только ледяная река, слишком быстрая и глубокая, чтобы ее пересечь.
– Все хорошо, – надтреснутым голосом успокаивал их отец, пока приближались солдаты. – Все будет хорошо.
А потом их окружили.
Глава первая
Взглянув на мальчика, привязанного к металлической кушетке перед ней, Кива Меридан наклонилась и прошептала:
– Вдохни поглубже.
Он и моргнуть не успел, как она обхватила его запястье и вонзила кончик добела раскаленного лезвия в тыльную сторону его ладони. Мальчишка закричал и попытался ударить ее – все они пытались – но Кива только крепче сжала его руку, продолжая вырезать на коже два полукруга, складывающихся в букву «З».
Одна-единственная буква – метка, что теперь он узник Залиндова.
Рана заживет, но шрам останется навсегда.
Кива старалась закончить как можно быстрее и ослабила хватку лишь после того, как полностью вырезала метку. Она едва удержалась, чтобы не сказать мальчику, что худшее позади. Даже подростки умеют отличать ложь от правды. С сегодняшнего дня он принадлежал Залиндову, и на металлическом браслете у него на запястье было выведено его новое имя – заключенный Х67Л129. Будущее не готовило ему ничего хорошего, и врать об этом не имело смысла.
Кива намазала его кровоточащую ладонь соком баллико, чтобы туда не попала инфекция, и присыпала сверху пеплом корнеперца, чтобы приглушить боль, а потом обернула лоскутом ткани. Тихо велела три дня не мочить и держать в чистоте, хотя прекрасно знала: если мальчишку определят в тоннели, или на фермы, или на каменоломню, это будет попросту невозможно.
– Сиди смирно, я почти закончила.
Кива сменила лезвие на ножницы. Они были покрыты ржавчиной, но их острые края вполне могли прорезать и сталь.
Мальчишка весь затрясся, побледнел, зрачки расширились от страха.
Кива не стала его успокаивать, тем более что в дверях лазарета стояла вооруженная женщина и пристально следила за каждым ее движением. Обычно Киве давали хоть немного уединиться, и она могла спокойно работать вдали от холодных бдительных взоров надзирателей. Но после мятежа на прошлой неделе стража была на взводе и не спускала ни с кого глаз – даже с арестантов вроде Кивы, которая преданно служила смотрителю Залиндова и доносила на других заключенных. Была информатором. Шпионом.
Никто не ненавидел Киву больше нее самой, и все же, какой бы ни была цена, она не позволяла себе жалеть о своем выборе.
Мальчишка захныкал, но Кива, не обращая на него внимания, принялась резкими короткими движениями обрезать ему волосы. Она вспомнила, как десятью годами ранее ее саму привезли в тюрьму; вспомнила унизительный процесс раздевания, отмывания, стрижки. Из лазарета Кива тогда вышла с покрасневшей кожей и без волос, из вещей – только колючая серая рубаха и такие же штаны. Несмотря на все, что ей пришлось пережить в Залиндове, первые часы позора остались для нее худшими. Шрам на руке отозвался на воспоминания резкой болью, и Кива перевела взгляд на свой браслет с идентификационным номером. На металле было выгравировано Н18К442 – вечное напоминание, что она никто и ничто, что стоит ей сделать шаг в сторону или даже посмотреть не на того человека не в то время, и ей грозила смерть.
Залиндов не щадил никого, даже невиновных.
Особенно невиновных.
Когда Киву привезли сюда, ей едва исполнилось семь – и все же возраст не уберег ее от жестокости тюремной жизни. Она лучше иных знала, что дни ее сочтены. В Залиндове никто не выживает. Рано или поздно она примкнет к тысячам погибшим до нее.
Кива прекрасно осознавала, что ей еще сравнительно повезло. Заключенные, которых определяли на тяжелые работы, редко протягивали больше шести месяцев. От силы год. Киву же столь изнурительная работа обошла стороной. В первые недели ее отправили в приемный блок сортировать одежду и вещи новых заключенных. Потом из-за вспышки болезни, унесшей сотни жизней, освободилась другая позиция, и Киву отправили работать в мастерскую, чистить и подшивать форму надзирателей. Пальцы у нее кровоточили и покрылись мозолями из-за бесконечных стирок и шитья, но даже тогда в сравнении с другими ей было не на что жаловаться.
Кива с ужасом ждала, когда же ее велят перевести на каторгу, но приказ так и не поступил. Вместо этого она попала в лазарет: ее назначили туда после того, как она спасла одного из надзирателей, посоветовав ему припарку от заражения крови, которую бесчисленное множество раз делал ее отец. Спустя два года единственного напарника Кивы по лазарету казнили – он распространял среди сломленных заключенных ангельскую пыль. Тогда двенадцатилетнюю Киву и назначили на его должность. В числе новых обязанностей было и вырезание метки Залиндова на коже новоприбывших, и надо сказать, она по сей день ненавидела это делать. Однако Кива знала, что откажись она – и гнев надзирателей падет не только на нее, но и на новых заключенных. Она очень быстро это уяснила, а шрамы на спине постоянно ей об этом напоминали. Киву бы до смерти засекли розгами, будь в то время в тюрьме хоть один человек ей на замену. Сейчас же, однако, на ее место быстро бы нашли кого-нибудь еще.