Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX – начала XIII века
Шрифт:
С вокняжением в Киеве Святослава зависимость Новгорода от днепровской столицы несколько смягчилась. Причиной тому был ряд обстоятельств. Убийство древлянами Игоря заставило киевскую знать перейти к более гибкой политике и согласиться на некоторые уступки «примученным» племенам.: #c3_114 Не прошло даром и новгородское «сидение» Святослава. Княжа в Новгороде, он, конечно же, в некоторой мере сблизился с новгородцами. Вполне допустимо, что дружина его пополнилась «мужами»-словенами, как бывало прежде, в Олеговы времена. Некоторые из них могли попасть в ближайшее окружение князя и уйти вместе с ним в Киев. Дружина Святослава отличалась решительным неприятием христианства. «Како аз хочю ин закон прияти един? А дружина моа сему смеятися начнуть», — отвечал, если верить летописцу, Святослав на призывы матери своей принять крещение. Языческий дух княжеской дружины укрепляли, наверное, и новгородцы. Заметим попутно, что именно новгородцы на протяжении веков проявляли особую приверженность языческим традициям.: #c3_115
Оживлению самостоятельности новгородцев содействовало известное по летописи безразличие к Киеву со стороны Святослава — неугомонного витязя, искавшего счастья в чужих краях
Далекие походы, нескончаемые войны, которыми упивался Святослав, требовали большого количества воинов. Новгородцы, «дерзи к боеви», занимали в войске Святослава далеко не последнее место. Их роль настолько значительна, что в формуле присяги договора Святослава с Цимисхием вновь появляется бог северных племен Волос: «Да имеем клятву от бога, в его же веруем в Перуна и в Волоса, скотья бога, и да будем золоти, яко золото, и своим оружьем да исечени будем»: #c3_118 Упоминание Волоса наравне с Перуном делает правомерным предположение, что новгородские словене в лице своих лидеров были причастны к заключению русско-византийского договора, состоявшегося «при Святославе, велицем князи рустем, и при Свеналде».
Итак, в княжение Святослава мы наблюдаем определенное ослабление зависимости Новгорода от Киева. Новгородцы позволяют себе даже некоторую заносчивость в обращении с киевским князем. В 970 г. к Святославу в Киев «придоша людье ноугородьстии, просяще князя собе: „Аще не пойдете к нам, то налезем князя собе”. И рече к ним Святослав: „А бы пошел кто к вам”. И отпреся Ярополк и Олег. И рече Добрыня: „Просите Володимера”… И реша ноугородьци Святославу: „Въдай ны Володимира”. Он же рече им: „Вото вы есть”. И пояша ноугородьци Володимера к собе, и иде Володимирь с Добрынею, уем своимь, Ноугороду, а Святослав Переяславцю».: #c3_119 В. А. Пархоменко недоверчиво относился к приведенной летописной записи. «Самое это призвание, — писал он, — есть факт полулегендарного, полукомбинированного характера, поскольку он связан с использованием известных фактов позднейших приглашений Новгородом себе князей».: #c3_120 Можно сомневаться в подробностях рассказа летописца о приходе новгородцев в Киев за князем, даже — в самом рассказе, но вряд ли стоит отвергать общий смысл их требования или объяснять его, исходя только из «фактов позднейших приглашений Новгородом себе князей». Это требование, на наш взгляд, необходимо понимать как выражение борьбы новгородцев за возобновление в своем городе княжения и неприятия ими посадничества. С. М. Соловьев со знанием дела замечал, что «жители северной области, новгородцы, не любили жить без князя или управляться посадником из Киева».: #c3_121 Притязание на княжение свидетельствует о сознании новгородцами собственной силы, с одной стороны, и об известном ослаблении зависимости Новгорода от Киева — с другой.: #c3_122 Но до коренной ломки отношений было еще далеко. Между тем И. Д. Беляев говорил: «С 970 года отношения Новгорода к князьям несколько изменились. Перед отправлением киевского князя Святослава вторично в Дунайскую Болгарию, новгородцы, как вольные люди, отправили к нему посольство с требованием прислать к ним в князья которого либо сына и с угрозою в случае отказа сыскать себе князя в другом месте… Новгородцы получили себе особого князя и, по-видимому, к ним возвратились времена Рюрика. Киевский князь уже не мог посылать в Новгород своих посадников…»: #c3_123 О возвращении «времен Рюрика» новгородцы едва ли помышляли. Но усилить свою самостоятельность с помощью княжения они, очевидно, старались.
Нельзя было надеяться на спокойное правление в Новгороде. Поэтому от поездки туда Ярополк и Олег «отпреся».: #c3_124 Владимир, не наделенный в отличие от своих братьев княжеским столом, ухватился за предложение новгородцев и поехал в волховскую столицу. Можно говорить, что «Владимир I Святославич стал новгородским князем, благодаря рекомендации Добрыни», но нельзя утверждать, будто Добрыня «сделал Владимира новгородским князем».: #c3_125 Еще меньше оснований рассуждать о каком-то захвате Владимиром власти в Новгороде «с помощью своего дяди Добрыни».: #c3_126 Если не осложнять летописный рассказ всевозможными домыслами, то останутся не подлежащими сомнению два момента: приглашение на княжение и согласие Владимира, а точнее — Святослава.
О том, как правил Владимир в Новгороде, летописцы почти ничего не сообщают. Лишь под 980 г. в Повести временных лет говорится о войне Владимира с полоцким князем Рогволодом на матримониальной почве: «И посла ко Рогъволоду Полотьску, глаголя: „Хочю пояти дщерь твою собе жене”. Он же рече дщери своей: „Дочеши ли за Володимера?” Она же рече: „Не хочю розути рабичича, но Ярополка хочю”… И придоша отроци Володимерови, и поведаша ему всю речь Рогънедину… Володимер же собра вои многи, варяги и словене, чюдь и кривичи, и поиде на Рогъволода. В се же время хотячу Рогънедь вести за Ярополка. И приде Володимер на Полотеск, и уби Рогъволода и сына его два, и дъчерь его поя жене».: #c3_127 В Лаврентьевской летописи под 1128 г. этот рассказ повторяется снова, но уже в несколько ином варианте. Владимир в нем пассивен, поступая так, как велит ему Добрыня, действующий властно и самоуверенно: «Роговолоду держащю и владеющю и княжащю Полотьскую землю, а Володимеру сущю Новегороде, детьску сущю и погану еще, и бе у него уи его Добрына, воевода и храбор и наряден мужь. Сь посла к Роговолоду и проси у него дщере его за Володимера, он же рече дъщери своей: „хощеши ли за Володимера?” Она же рече: „не хочю розути робичича, но Ярополка хочю”. Бе бо Роговолод перешел из заморья, имеяше волость свою Полтеск. Слышавше же Володимер разгневася… пожалиси Добрына и исполниси ярости, и поемше вои и идоша на Полтеск и победиста Роговолода. Рогъволод же вбеже в город, и приступивше к городу и взяша город, и самого князя Роговолода яша и жену его и дщерь его, и Добрына поноси ему и дщери его, нарек ей робичица, и повеле Володимеру быти с нею пред отцем ея и матерью. Потом
Предание о сватовстве Владимира и его походе против Рогволода изучалось с точки зрения заимствований из старонемецкого эпоса: #c3_129 и скандинавских саг.: #c3_130 Более плодотворным надо признать сближение этого предания с русским эпосом, в частности с былиной о Дунае. Перед нами рассказ, пронизанный фольклорными мотивами сватовства и поездки эпического героя за невестой, характерными для эпохи распада родоплеменного строя,: #c3_131 т. е. того самого времени, когда жил Владимир.: #c3_132 Эпосоведы отмечали сюжетную близость предания с былиной о Дунае. «Генетическая связь сюжетной канвы былины с историческим преданием не вызывает никаких сомнений», — писал В. Г. Базанов.: #c3_133 Разумеется, тут нет заимствования ни с одной, ни с другой стороны. В. Я. Пропп подчеркивал, что в данном случае «ни эпос, ни летопись ничего не „заимствуют”, они выражают одинаковую народную мысль».: #c3_134 Однако наша задача состоит не в том, чтобы углубляться в тонкости устной народной поэзии. Нам хотелось бы за фольклорной дымкой рассказа распознать черты реальной жизни. Выполненный в эпическом стиле, он приоткрывает завесу над отношениями Новгорода с Полоцком в последней четверти X в.
Летописная дата похода Владимира на Полоцк давно вызывала сомнения у историков. Еще В. Н. Татищев, обратив внимание на ряд порождаемых ею несообразностей, называл 975 или 976 гг. как более вероятное время женитьбы (следовательно, и похода) Владимира на Рогнеде.: #c3_135 А. А. Шахматов отнес полоцкие события к 970 г.: #c3_136 Если это так, то отпадают догадки насчет желания Владимира накануне борьбы с Ярополком заключить союз с Рогволодом,: #c3_137 склонить его на свою сторону: #c3_138 или нейтрализовать.: #c3_139 Приобретает конкретный смысл и акция новгородцев, ультимативно потребовавших от Святослава дать им князя. Получив его, новгородцы, не мешкая, пошли войной на Полоцк. Видно, конфликт между двумя крупнейшими городами северо-запада назрел. Новгородцы ждали князя, и он нашелся. Новгородская рать устремилась к Полоцку. Тамошний князь спешил заручиться поддержкой Киева выданьем дочери своей за Ярополка.: #c3_140 Рогнеда собралась уже было выехать в Киев, как «Владимир, пришед к Полоцку, оступил град и, учиня с Рохволдом бой, онаго победив, Полотск взял…».: #c3_141 Город был взят штурмом со всеми вытекающими отсюда последствиями: разорением и сожжением. Археологические раскопки, произведенные Г. В. Штыховым, обнаружили отчетливые следы пожара в Полоцке второй половины X в. Они также показали, что разоренная цитадель города уже не восстанавливалась, а была перенесена на рубеже X–XI вв. в устье Полоты, на левый ее берег, т. е. на более высокое и неприступное место.: #c3_142 Так археологические данные подтверждают историческое предание.
Мы ошибемся, если станем объяснять поход Владимира на Полоцк личными обидами «робичича» и его «уя», оскорбленных отказом гордой Рогнеды. Подлинные причины конфликта лежали глубже, коренясь в общей ситуации, сложившейся в северо-западном регионе Восточной Европы. Этот регион для двух развивающихся городов оказался тесным. Их столкновение было неизбежным, поскольку оба города были заинтересованы в расширении подвластной им территории и увеличении своих доходов, поступающих в виде даней.: #c3_143 Центробежное распространение дани из Полоцка, как справедливо отмечает Л. В. Алексеев, «привело в конце концов в соприкосновение ее с данью, распространяемой из соседних равновеликих центров — Пскова, Новгорода, Смоленска и Турова. После неизбежных столкновений в конечном итоге были проведены границы между княжествами (?), хорошо прослеживаемые как по наличию возле них ненаселенных „ничьих” зон, так и по топонимам „межа” (пограничное поселение), „межник” (пограничный знак)».: #c3_144 Урегулированию территориальных споров предшествовали многочисленные кровавые войны. Одну из ранних войн такого рода и запечатлело предание о походе Владимира на Полоцк. Она всколыхнула всю наличную мощь Новгорода. С. М. Соловьев справедливо замечал, что здесь мы видим «не набег дружины, не одних варягов, но поход, в котором участвовали, как и в походе Олега, все северные племена».: #c3_145 Предание, как мы знаем, называет их. Это — словене, чудь, псковские кривичи, т. е. старые наши знакомые по суперсоюзу, возглавляемому с конца IX в. новгородскими словенами. Отсюда заключаем, что союз этот еще не распался во второй половине X в. Но уже тогда, вероятно, начался процесс трансформации его в Новгородскую волость.: #c3_146
Война союзных племен против полочан завершилась установлением на некоторое время господства Новгорода над Полоцком. В. Н. Татищев не случайно о Владимире, победившем Рогволода, говорит: «И тако обладал княжением полоцким».: #c3_147
Итак, на основании летописной статьи 980 г. можно заключить о крупном военном конфликте Новгорода с Полоцком, имевшем место в самом начале 70-х годов X в. и возникшем на почве соперничества из-за преобладания и господства на северо-западе восточнославянской территории. Известия о нем сохранились в форме предания, составленного по канонам (и это естественно) эпической поэтики, устойчивым композиционным элементом которой является поездка или поход героя за невестой.: #c3_148
Стремление новгородцев иметь собственного князя было связано, помимо приобретения большей самостоятельности по отношению к Киеву, с организацией военных предприятий, расширяющих зону даннической эксплуатации Новгорода. О даннических заботах князя узнаем из одной исландской саги, гласящей: «Сигурд, сын Эйрика, приехал в Эстланд, будучи послан Вальдемаром, конунгом Хольмгарда, и должен был он собирать в этой стране дань для конунга».: #c3_149 Эстланд — земля эстов, или чуди.: #c3_150 Здесь мы встречаемся с лицами из местного населения, обязанными заниматься сбором дани, следить за исправным ее внесением. Е. А. Рыдзевская предполагает, что ими были «нарочитые мужи», старейшины, представители верхушки общества, в связи с данничеством вступавшие в определенные отношения с княжескими воеводами, приезжающими за данью.: #c3_151 Сага подтверждает наш вывод о наличии в Новгороде X в. важнейшего элемента государственности, выражающегося в системе денежных и натуральных поборов, предназначенных для нужд публичной власти.