Мыши Наталии Моосгабр
Шрифт:
– Боже всемогущий, – сказала госпожа Моосгабр и села на стул, – на серебре едят? Однако не думаете же вы, что ветчину, влашский салат, лимонад… – А привратница засмеялась и махнула рукой.
– Оставьте, пожалуйста, – засмеялась она и махнула рукой, – фазанов и устриц. Омаров и миног. Ну-ка накиньте этот платок, хоть посмотрю, к лицу ли он вам. – Госпожа Моосгабр быстро накинула платок и сказала:
– Но я хочу, госпожа привратница, еще кое-что вам сказать. Представьте себе, что Везр положил для меня на стол кое-какие деньги, сколько их и что на них купить можно, я и сказать сейчас не скажу, дал еще двух зайцев, они на окне, чтобы я сварила их на фукусах. А на буфете зонтик с красивой ручкой, но он, похоже, не для меня, во всяком случае, он пока о зонтике не заикался.
– Раз он так сказал, значит, так и есть, – выпалила привратница, – значит, так и делайте, как он велит. «Риц» посещают важные дамы. Принесу вам помаду. – И привратница быстро куда-то сбегала, принесла помаду и у окна накрасила госпоже Моосгабр губы. А потом, сказав вдруг «обождите», принесла черный карандаш и накрасила госпоже Моосгабр брови. А потом, сказав еще раз «обождите», принесла румяна и накрасила госпоже Моосгабр щеки. А под конец – покрыла их еще белой пудрой.
– Боже милостивый, – сказала госпожа Моосгабр перед зеркалом, не веря своим глазам, у нее захватило дыхание, голова закружилась, – и вправду, немыслимое дело. Но представляете, госпожа Кральц, как назло, дел у меня сегодня невпроворот. Я хотела выстирать флаг и под вечер пойти в парк к фонтану.
– Помилуйте, стирать флаг и идти к фонтану, – прыснула привратница, и щеки у нее ярко пылали. – Ну возможно ли это, раз вы должны идти в «Риц». Это же полная бессмыслица. А знаете, что еще, – вскричала привратница, и щеки у нее ярко пылали, – я вам еще кое-что надену на шею. На эту блузку. Бусы. Смотритесь пока в зеркало, я мигом приду. – И привратница опять куда-то сбегала и тотчас принесла бусы. Это была нитка больших красных, зеленых и желтых шаров.
– Бамбуковые, – засмеялась привратница, – у меня к ним были и серьги, но я их потеряла. На бале-маскараде. Ну-ка, покажитесь, госпожа Моосгабр, я вам буры надену. – И привратница надела госпоже Моосгабр на шею нитку бус, а потом отскочила, чтобы взглянуть со стороны.
– Святый Боже, – выдохнула госпожа Моосгабр, и голова у нее опять перед зеркалом закружилась, захватило дыхание, – а я собиралась идти сегодня к фонтану, где шляется сын госпожи Айхен. Мне ведь завтра нужно быть в Охране с рапортом, туда придет и тот старикан, обобранный у могилы.
– Старикан, обобранный у могилы, – прыснула привратница, – прошу вас, госпожа Моосгабр, не думайте вы сейчас о такой ерунде. Ну не глупо ли идти в парк вместо того, чтобы идти в «Риц», такая возможность больше вам не представится. И студенты, говорите, там будут, Везр отплатит вам за эту злополучную свадьбу, вы же, наверное, понимаете это и хотите… – Но поскольку госпожа Моосгабр только вздохнула и кивнула, привратница добавила: – А госпоже Кнорринг просто скажите, что пока ничего не успели выяснить, да и что за церемонии, все равно вам за это ни гроша не платят. Однако, госпожа Моосгабр, – привратница вдруг затрясла головой, – смотрю я на вас, и мне кажется, что это далеко не все. В «Рице» вы должны выглядеть по высшему классу, особенно если там будут студенты. Этот светлый платок, пожалуй, не очень вам идет, как-то по-деревенски получается. На голове у вас должна быть шляпа, а не платок. Если наденете шляпу, я зачешу вам волосы за уши, и уши будут видны.
– А это зачем? – с ужасом вырвалось у госпожи Моосгабр.
– А затем, – засмеялась привратница, – что вдену вам в уши серьги. – И потом сказала: – Есть у меня такие стеклянные подвески. А на руках, госпожа Моосгабр, должны быть белые перчатки, они у меня тоже есть. В «Рице» вы должны быть гораздо лучше, красивей, чем на этой злополучной свадьбе, хотя бы ради студентов.
И привратница зачесала госпоже Моосгабр волосы, принесла серьги – красные подвески на длинных блестящих проволочках, вдела их в уши, потом принесла
– Откуда она у вас? – изумилась госпожа Моосгабр. – Откуда она? Я никогда вас в ней не видала, уж не из Парагвая ли она? Ведь вы сами ее не носите.
– Сама не ношу, – засмеялась привратница, – перчатки у меня еще со свадьбы, мой купил их мне к алтарю, а шляпа – привозная, из Парагвая, надевала я ее на бал-маскарад. С бусами и теми серьгами, что я потеряла. Наденьте ее.
Госпожа Моосгабр надела шляпу, и в третий раз у нее захватило дыхание и закружилась голова – она не верила своим глазам. Шляпа была черная с широкими полями, лиловым бантом и длинным хвостом. Хвост был из длинных зеленых и красных перьев, таких мягких, что они дрожали сами по себе, а уж тем более – при малейшем движении головы.
– Госпожа Моосгабр, – взорвалась привратница смехом, – в это и вправду невозможно поверить. Ни Везр вас не узнает. Ни студенты вас не узнают. Вы похожи на артистку или на купчиху с Канарских островов. Весь «Риц» глаза сломает, как вас увидит. – И она, еще сильнее сжав халат у горла, снова засмеялась. – Госпожа Моосгабр, – смеялась она, – вы похожи на жену камердинера или генерала. Или же – на жену министра. Знаете что? Раз вам все так к лицу, оставьте пока у себя эти бусы, подвески, перчатки и шляпу тоже оставьте. И возьмите себе помаду, румяна, и пудру, и карандаш для бровей, у меня всего этого вдосталь.
И пока изумленная госпожа Моосгабр собирала румяна и пудру, голова у нее кружилась и захватывало дыхание, а привратница смеялась и говорила:
– Зайцев… вам их на неделю хватит, деньги пригодятся Бог знает на что, но сейчас вы идете в «Риц». Омары, устрицы и миноги. Хитоны – это моллюски, к ним подают водоросли. А знаете, что такое медуза? А что такое осьминог, знаете? А что такое салат из черепахи?
– Я поеду на такси, – уходя сказала госпожа Моосгабр, – сроду так не ездила. На мою свадьбу мы ехали подземкой. А шляпы у меня и на свадьбе не было, вспоминаю только, что когда-то на голове у меня был какой-то кружок. А госпоже Кнорринг скажу то, что я успела выяснить: госпожа Айхен – порядочная вдова и Охрана должна пока оставить ей сына.
Госпожа Моосгабр в шляпе с длинными разноцветными перьями, с красно-белыми напудренными щеками, с накрашенными губами и бровями, с ниткой бамбуковых шаров, с подвесками на проволочках, держа в белых перчатках румяна и пудру, вбежала в кухню, словно в трансе. Она приготовилась к общему изумлению. К изумлению, которое они, возможно, скроют, а возможно, и выразят. Особенно Набуле: в своем кричаще-зеленом плаще с черным воротником она, возможно, завизжит, схватится за живот и начнет извиваться и крутиться. Везр, возможно, сожмет кулаки, и его широкая грудь, возможно, затрясется, а чужой человек – черный пес, возможно, поднимет уголки губ и будет смеяться легко, но долго. Все это вполне может случиться. Но разве это имеет значение? Важно лишь то, что ей, госпоже Моосгабр, ее сын Везр впервые в жизни что-то дал и куда-то пригласил, важно и то, что ее, возможно, увидят студенты… Но когда госпожа Моосгабр вбежала в кухню, там не было ни души. Дверь в комнату была настежь – может, они там? Может, ждут, пока она вернется? Госпожа Моосгабр вбежала в комнату, но увидела, что и там их нет. И в комнате не было ни души. Она быстро вернулась в кухню, машинально положила на стол румяна и пудру и только сейчас заметила, что со стола исчезли деньги, с буфета – зонтик, а с матового окна – зайцы. И вещей этих не было, и квартира была пуста.
А потом госпожа Моосгабр заметила на столе бумагу.
Она взяла ее белой перчаткой и прочла:
«Мы идем, а ты найми себе лошадь».
И под этими словами стояло:
«Деньги и зайцев мы должны дать Клаудингерихе, и зонтик тоже, она едет с нами в „Риц“. Мадам, вы, говорят, большая специалистка по могилам, детям и мышам. Могил и детей у меня нет, зато мышей в квартире с избытком. Если вы мне поможете от них избавиться, я дам вам грош. Но вам придется принести свои мышеловки. Вы ведь даже не знаете, кто такой Везр и что он делает».