Мышьяк к чаю
Шрифт:
Она была такой же высокой, светловолосой и изящной, как и на Рождество, но на этот раз ее красота напоминала хрупкую фарфоровую вазу, которую нельзя трогать.
Ну а поскольку лорд Гастингс, судя по его поведению, тоже ощущал себя не в своей тарелке, то пребывание в их доме вызывало во мне мысли, что мы сидим в окопе посреди яростного сражения, а противники посылают друг в друга снаряды над нашими головами. Я знаю, что такое – когда родители в ссоре. У нас в Гонконге случались недели, когда отец и мать разговаривали только через меня, как будто я нечто вроде живого телефона, но в Фоллингфорде
Бедный лорд Гастингс пал духом, поскольку его отвергнутые презенты в виде обвисших цветов и измятых плиток шоколада продолжали возникать около комнаты леди Гастингс, откуда они отправлялись прямиком на кухню, которая все сильнее и сильнее напоминала оранжерею. Большую часть шоколада подъели мы во время наших перерывов на чай, которые Дейзи предложила устраивать даже на каникулах в честь Дипдина, и я не стала с ней спорить.
– Он ее любит, – сказала Дейзи, чавкая апельсиновым кремом, – и она его тоже. Только иногда этого не показывает. В конце концов она обязательно успокоится.
Я не была так уверена.
Леди Гастингс проводила дни, либо запираясь в собственной спальне, либо разговаривая по стоявшему в холле телефону, шепча в него что-то и замолкая, стоило кому-то подойти ближе.
Не только я и Дейзи стали заложниками ссоры между ее родителями.
Ее брат Берти, учившийся последний год в Итоне, тоже приехал домой на каникулы. Он выглядел раздражающе похожим на сестру – только вытянутую подобно куску индийской резины и без такой гривы волос, – но если Дейзи шипела, подобно бенгальскому огню, то Берти гудел от ярости.
Берти постоянно находился в дурном расположении духа, и почти сразу после прибытия он начал громко бродить по дому. Он носил пару ярко-зеленых брюк и таскал с собой расстроенную гитару-укулеле, на которой упорно пытался играть в любое время дня или ночи – если верить Дейзи, брат был в состоянии исполнить только три песни, и все неприличные, – и еще у него имелся при себе друг по имени Стивен Бэмптон.
Я очень радовалась, что Стивен оказался совсем не раздражительным типом. Коренастый и плотный, с гладкими рыжими волосами, он выглядел кротким и немного печальным. И он смотрел на меня так, словно я тоже была человеком, а не Восточной Экзотикой, и поэтому он мне сразу понравился.
Я радовалась, что он здесь, поскольку на этих каникулах Фоллингфорд выглядел чужим, или, возможно, он просто напоминал мне, насколько я здесь чужая. Берти играл на своей укулеле, лорд и леди Гастингс ругались, а Дейзи не переставая носилась по дому, показывая мне тайные убежища, гнезда ласточки и старый меч, принадлежавший ее прапрадедушке. Так что я понемногу начинала скучать по липкой жаре и украшениям из искусственных цветов моего собственного дома в Гонконге.
Помимо повара и экономки, мисс Доэрти, и служанки Хетти, в доме обитала еще мисс Алстон, гувернантка Дейзи. Гувернантка всегда появлялась на праздники в Фоллингфорде, чтобы нагрузить Дейзи домашкой и удержать ее в стороне от неприятностей, ну а еще она помогала лорду Гастингсу писать письма.
«Он всегда путается, когда пытается делать это сам, бедняга», – сказала мне как-то Дейзи, пытаясь объяснить ситуацию.
Но к этим каникулам туповатая, надоедливая
«После единственного телефонного звонка! – возмущалась леди Гастингс. – Подумать только!»
Теперь к нам оказалась приставлена мисс Алстон.
Она была дамой такого сорта, что Китти, наша соседка по спальне в Дипдине, назвала бы ее чучелом. В кино она могла без грима играть старую деву, «синий чулок», поскольку носила уродливые одеяния без талии, а ее волосы были собраны в пучок. К тому же она всегда таскала с собой огромную сумочку из коричневой свиной кожи.
Когда мы только встретились, я подумала, что она совершенно глупа и неопасна. Но затем я сообразила, что ошиблась, – чем больше времени мы проводили на уроках мисс Алстон, тем лучше мы понимали, что о глупости тут речи не идет.
Мы находили ее все более и более занимательной.
Мисс Роуз без затей муштровала нас по домашним заданиям из Дипдина, словно генерал, не имеющий лишнего времени, но мисс Алстон действовала совсем иначе. Если мы работали над переводом латинского текста о Ганнибале, она останавливалась, чтобы поговорить о его слонах, если учили свойства воды, она выводила нас из дома, чтобы посмотреть на облака. Когда мы читали пьесу Шекспира, она спрашивала нас, чувствуем ли мы жалость к Макбету и его жене.
Я сказала «да», хотя думала, что они не должны были так поступать, а Дейзи, конечно, заявила «нет». «Объясни», – потребовала мисс Алстон, и на полчаса мы забыли, что делаем домашку, на каникулах, да еще и с гувернанткой.
Главная же странность заключалась в том, что в окружении взрослых она вела себя иначе, потому что выглядела совершенно обыкновенной. Когда мисс Алстон не занималась с нами, она находилась при лорде Гастингсе, писала и переписывала его письма, составляла списки и заказывала йо-йо и фальшивые усы из каталога «Бойз Оун».
Он, точно так же, как мы с Дейзи поначалу, думал, что она смертельно скучна.
«Она даже не смеется над моими шутками!» – жаловался хозяин Фоллингфорда.
«Никогда бы не подумала, что это так уж удивительно, – сказала тогда Дейзи, поглаживая его по голове, словно Гренка. – Мамочка, где ты раскопала мисс Алстон»?
«Господи, откуда же мне вспомнить? – возмутилась леди Гастингс, занятая отскребыванием собачьей шерсти с накидки. – Через агентство, я полагаю. Там было еще письмо… Небеса, Дейзи, с чего ты вздумала жаловаться на свою гувернантку? Ты отлично знаешь, что у меня нет времени присматривать за тобой!»
«Прекрасно знаю», – ледяным тоном отозвалась Дейзи.
Ну а я знала, что прячется за ее вопросом: Дейзи просто хотела понять мисс Алстон, узнать, что делает ее такой необычной, но у нее пока не находилось ответа на этот вопрос. Гувернантка продолжала быть приватно занимательной и публично скучной, и мы с Дейзи испытывали все более сильное любопытство по поводу нее.
Когда леди Гастингс не предавалась таинственным разговорам по телефону, она тратила время на подготовку вечеринки в честь дня рождения Дейзи, хотя для всех было очевидно, что вечеринка будет скорее не для именинницы, а для ее матери.