Мысли и размышления
Шрифт:
Замечу, что и в 1917-м осень была такой промозглой, как сегодня. И природный газ тоже был, хотя и не во всех квартирах. И там, где не было этого летучего продукта, там ни дров, ни керосина тоже не было. Поэтому там холод нечеловеческий в квартирах был. Такой, что канарейки мерзли. А еще — голод и Первая мировая война. Она-то, кстати, сказать, и переросла в Гражданскую. Но все-таки первое, что предшествовало — это безработица. Заводы стоят, фабрики не работают. И все дорожает. И гиперинфляция. И политических партий до черта. А в банках, на почте, на вокзалах вообще такая дрянь творится, что до сих пор чувствуется. Вот и решили с корабля из пушки выстрелить.
Лет через двадцать в нашей стране появились люди, которых стали почему-то считать
А тех, какие сегодня по газу и еще по чему-то, я лично определять не берусь. В конце концов, эпоха другая и страна тоже другая. От прежней, мягко говоря, мало что осталось. Так, памятник кое-где, доска мемориальная на стенке, заводик какой-нибудь, фабричка галошная, где раньше человек тысяч десять работало. Вот утречком по гудочку встанут и всей толпой на работу. Смену отработают, а после дома сидят. Иной раз в кинематограф сходят, а после опять дома сидят. Или куда-нибудь за колбаской ломануться, за книжечкой, за шапочкой, за трусиками, еще за чем-то. А могут еще какому-нибудь дяде где-нибудь в ножки поклониться. Зачем? А так просто. Есть дядя — есть и ножки. И что нам в такой системе жизни и времяпребывания не понравилось, так до сих пор не выяснено, не определено. Ведь все-таки, граждане, у нас главный праздник был. По случаю одиночного выстрела с корабля на темной петроградской речке. Что-то ведь грело нас. А что нас греет теперь?
Не берусь утверждать, что газ или, к примеру, бензин, которые постоянно дорожают. При том, что некий Шмонов — вообще псих, ненормальный. Это он 7-ого ноября далекого теперь 1990 года стрелял из пневматического ружья во время военного парада на Красной Площади в Михаила Сергеевича Горбачева, отца перестроечного периода нашей жизни и нобелевского лауреата.
Думаю, что все это, конечно, кого-нибудь и сегодня может согреть, а кого-нибудь не может. У нас не все с одинаковой остротой ощущают тепло эпохальных исторических событий. Они чем-то другим греются. Не супервысокими ценами на нефть и агитационными бомбами для местного населения. Не увеличением военных расходов, не новой холодной войной между нами и ими. Видимо, чем-то еще. Хочется думать, что чем-то радостным, человеческим, приятным, умным, субъективным, а не тем, что однажды уже привело к «закипанию возмущенного разума». Возможно, что разум этот у кого-то уже закипает, как самовар на сосновых шишках. Но не по случаю очередного ущемления чьих-либо прав, беспардонного разгильдяйства, повального хамства или крутого витка подорожаний, а тогда, когда по телевизору показывают все самое захватывающее и все самое поучительное. Из сексуальной жизни хорьков.
Как создать гражданское общество
Убежден, что, помимо безудержного потребления водки и колбасы, дело это всегда в нашей стране входило в разряд самых модных, а порой и самых эксклюзивных. Но вот что наиболее привлекательно. Все (и без всякого исключения) многочисленные попытки создания гражданского общества на всей территории нашей страны всегда заканчивались одним и тем же: очередной попыткой создания гражданского общества на всей территории нашей страны. Некоторые из этих попыток чуть было не закончились успешно, но отчего-то лопнули. Таким образом, не окажется лишним еще одна попытка. То есть не то что бы один я, скромный человек и писатель, а еще и вы в очередной раз попробуете создать гражданское общество в нашей стране.
Уверен, что в каждом отдельном случае возможен оригинальный прием. Однако действовать надо с предельной осторожностью. Нельзя повторять все буквально. Общество вам этого не простит. Никто вам этого не простит. Вам обязательно скажут: «Мы с таким остервенением ждали, что хоть ты сумеешь создать гражданское общество в нашей стране, а вот и у тебя ничего не вышло».
Что же делать, чтобы вышло?
Надо сразу выбрать свой путь. Положите в основу его не ваше привычное движение в химчистку, а то, чего при затрате огромных сил и энергии добились предыдущие поколения. Однако особенно углубляться в историю я бы вам все-таки не рекомендовал. Это, знаете ли, может всякого утомить. Это, знаете ли, дико может надоесть. Это, знаете ли страшно очертенеет, ежели каждый, кому ни попадя, примется разбираться в том, чего там, в этой темной истории, было на самом деле, а чего не было никогда, кто там кого завоевывал и кто там кого продавал не за понюшку нюхательного табака, а, можно сказать, за огромные бабки.
Поэтому вполне достаточно, если вы обратитесь к той эпохе, когда, например, псы-рыцари с лязгом погружались в ледяные воды Чудского озера с тем чтобы много веков спустя принять участие в великой кинематографической массовке. Или вы обратитесь к эпохе Ивана Грозного, который был гнусный и кровожадный злодей, но не настолько сумасшедший, чтобы повсюду гражданское общество насаждать. Или к эпохе Епифанских шлюзов, способных защитить от наводнения все что угодно, кроме гражданского общества в Петровском каменном городе на прибалтийских болотах. Или, на все это наплевав, возьметесь вы разбираться в том периоде нашей истории, когда Степан Разин с его друзьями бороздил водные просторы реки Волги, а в это время в Москве все уже было готово к тому, чтобы защитить Кремль от захвата его польскими подмастерьями. Опыт в любом случае будет вынесен вами весьма смутный: периоды были такие.
Но вы не переживайте. Вы в смысле опыта прошлых эпох вполне способны и сами кое в чем убедиться. Не во всем, конечно. Во всем убедиться у вас ни за что не получится. Но если вы — человек умный, начитанный, модный и, подобно мне, Мите Глобусову, тонко организованный, то сами еще раз сможете в своем воспаленном воображении пережить то, что в 1904 году на себе почувствовал московский градоначальник. В ту самую минуту, когда в него кинули разрывную бомбу, равную по мощности двум с лишним килограммам в современном тротиловом эквиваленте. После чего следует этот опыт забыть и больше его не вспоминать.
Из более близкого времени подходят воспоминания о самых ярких и радикальных попытках создания гражданского общества в нашей стране. Это — борьба с крепостным правом, с царизмом, с белыми, с красными, с кулаками, с бедняками, с правым и левым уклонизмом, с евреями, с русскими, с татарами, с чукчами, с космополитизмом, с писателями, с дирижерами, с агентами всех вражеских разведок, с разведением коз на пригородных садово-огородных участках, с пьянством, с алкоголизмом, с подпольными абортами, с мелким воровством на предприятиях, с крупным воровством повсюду, с фарцовщиками, с проститутками, с гомосексуалистами, с сексуальной распущенностью, с коррупцией, с социализмом, с капитализмом, с феодализмом, с реформизмом, с американизмом, а также за внедрение в сознание каждого человека знаменитой формулы: «Наше общество — самое гражданское в мире!»
Всю Перестройку, падение Берлинской стены, ГКЧП, Черный Вторник, приватизацию, дефолт и вообще весь период правления Б.Н. Ельцина также следует рассмотреть в плане очередной попытки построения гражданского общества в нашей стране.
Все, что за этим последовало, я вам также советую отнести к очередному этапу строительства того же самого, однако в предпринимаемых вами попытках особенно на это не напирать.
Ну и, помолясь, приступайте.
Америка! Америка!