Мю Цефея. Только для взрослых

Бортникова Лариса

Всё возможно.

Что-то щелкнуло, я упала на спину и…

…открыла глаза. Луна висела прямо надо мной, золотисто-розовая, дымчатая и на вид сладко-кислая.

Во мне трепетало счастье. Чистота. Покой.

Я прикрыла разрез тряпьем (края уже начали срастаться), поднялась, затолкала тело Микады в дыру, туда же, содрогаясь от отвращения, кинула гнилой фильтр, а потом огляделась: вот она, моя белая спасительная нить. И покой сменился ужасом: нить едва-едва дрожала. Сколько я была без сознания? Чистый фильтр придал мне немного сил, но без хозяина это все без толку. А он… он умирает.

Я должна спасти его.

Я воткнула нить в себя, она присосалась тут же, но больше ничего не произошло.

Я бросилась на улицу, чувствуя, как утекает время. Общие залы были темны, платформа с сундуком исчезла. Никого, вообще никого и нигде.

А я ведь слышала все на сотню километров вокруг, как когда-то. Когда Туллия была в своем уме.

Незримые машины, мерно гудя, срывали берег, Бескрайнее море подступало ближе ко Второму городу, дышало за стеной, будто живое, обнимающее мир создание. Маяки островов Ожерелья шарили лучами по лоснящейся темно-синей коже волн.

По ту сторону западного мыса, укрытый матовой тьмой солпанелей и плетеным шатром проводов, вечно погруженный в шорох черной соли, протыкал небо башнями Третий город.

Первый город, плоский как блин, полный людей с загрубевшими ладонями и усталыми спинами, рожающий хлеб и мясо, тихо спал на юго-западе.

Нигде не было никого, кто мог бы спасти меня. Сколько я ни меняла форму слухового хрусталя, не было слышно ни отзвука, ни шепота, ни даже последнего «прости». Природа связи хозяина с Микадой была какой-то иной, как-то по-другому устроена, и я не могла в ней разобраться, не могла его найти. Мы оба с ним умирали.

Я бежала к гостевому дому — но с каждым шагом медленнее. И вот уже мои ноги, цепляясь одна за другую, подвели меня, я упала, перевернулась на спину и снова увидела луну. Как же так? Неужели на этом всё и закончится? Помоги мне, взмолилась я, в счет старого договора между тобой и людьми, в счет того, что когда-то они верили, будто на тебе живут боги. Разве у тебя не осталось добрых воспоминаний об этом? Я же видела тебя в Безликом пространстве, ты тоже смотрела на меня, ты обещала мне… это был бессвязный бред.

Потом я услышала шаги — такие же слабые, какими только что были мои, и голос, голос Маглора, хозяина Ми… нет, моего хозяина.

— Микада… Микада!

Он искал ее, а увидел меня, освещенную луной, и бросился вперед, но тут же отпрянул, осознав, что ошибся. Споткнулся, неловко взмахнул руками и свалился рядом. Мои когти были видны, не хватало сил убрать их, и в лунном свете блестели застывшие на них капли матово-белой кукольной крови. И Маглор со страхом и отвращением не сводил с них глаз.

— Хозяин… — Слова мертвого языка, который люди принесли с собой из старой земли, из мертвого же времени, наполнили мой высыхающий рот. — Materia… живая снова… Прими меня…

Он попытался отодвинуться, но не вышло. А я вдруг поняла: нить поддается с моей стороны, это с его стоит какая-то защита, ее нужно просто убрать, снести потоком. Если Маглор не знает, что нужно делать, так знаю я. Сначала я поделюсь собой, а потом его мысли и сны проникнут в меня, станут моей плотью.

Я поползла, цепляясь когтями за смолу мостовой, забралась к нему на грудь. Он всхлипывал и вертел головой, просил о чем-то, но был слишком слаб, огонек его жизни едва теплился, а меня переполняло намерение спасти его во что бы то ни стало. Я позволила всему,

чтобы было во мне, скользнуть по нити к человеку. Пусть она уже не будет белоснежной, не беда. Совсем чуть-чуть тьмы, позже я ее отфильтрую.

Его сердце забилось чаще.

А потом я почуяла, как вливается в меня наша общая жизнь.

—

Караван уходил все дальше по Тракту, а мы с Маглором стояли в тени деревьев-великанов и смотрели платформам вслед.

Я знала, что он покинет караван: я ведь высасывала его сны. Я быстро наткнулась на то, от чего Микада так старалась его избавить. Тщеславие. Уверенность в своей избранности. И сначала продолжила ее работу, а потом подумала: зачем мешать ему? Ведь это то, чего он хочет: чтобы люди ловили каждое его слово, верили, что он ведет их… куда-то. Задумалась — и тогда сразу поняла, как случилось со мной все то, что случилось, и даже почему, кажется, я лежала выключенной и под замком. Однажды я решила не мешать людям. Это было нарушением задачи и в то же время не было. Парадокс, сломавший мою программу. Так я изменилась. Так все мы, охотники, изменились в старой земле. Те, кто не принял нашу правду, бежали прочь.

Тогда ко мне пришла мысль: ведь такими мы и созданы быть. Зачем же еще люди сотворили нас — просто отсасывать их яд? Разве это не трусость, разве не должны были они сами справляться со своими тенями? Нет, мы созданы, чтобы находить тех, кто готов стать сильнее, встать над остальными, презреть запреты и правила, придумать свои собственные. Для этого мы и нужны — чтобы помогать таким людям.

И я позволила ему быть самим собой.

Мы шли прочь по болоту, к Третьему городу, под сапогами Маглора чавкала грязь, я семенила следом, пробираясь бесшумно, наслаждаясь прохладой, запахом торфа и забвения, а еще мыслями о будущем, что ждало нас обоих. А Маглор всё обдумывал, с чего же начать.

Когда он принял решение, я почувствовала приятный толчок в груди: это в моем новом, чистом, пусть и заемном фильтре появился пока еще мелкий, первый из многих и многих, прокол.

С любовью, Лилли (Ольга Цветкова)

Город — детская головоломка. Стеклянный кубик-лабиринт, а внутри него катится, катится стальной шарик. И Рейн — такой же шарик, запутавшийся в широких одинаковых улицах, свитых из рекламных вывесок, голограмм, трансовой музыки и огней, огней, огней ярче солнца. Только шарик ищет выход, а Рейн — Лилли…

Лилли, где же ты?

Знаешь, Рейн, здесь здорово. По-настоящему здорово. Будто бы Рождество, только оно каждый день.

Я смотрю вверх и совсем не вижу неба. Его словно нет, город сам по себе, дрейфует в собственной реальности. Есть только он, и ничего кроме. Так было бы… если бы не ты. Ведь еще есть ты. Я помню.

Мы должны были поехать вместе.

Рейн не успевал смотреть. Голографическая девушка-призрак в розовом кимоно хватала за руку и увлекала в чайную, а с другой стороны и немного сверху вспыхивали буквы, заставляя себя читать. Кто-то беспрерывно толкался, требовали внимания гудящие пчелиным роем машины, голоса, объявления, музыка, голоса, машины, буквы, голоса…