Н 4
Шрифт:
– Пристрастное отношение отца, – пожал я плечами. – Аристократы, старшая дочь.
– Неравный брак, – кивнул Панкратов, но тут же замер на полушаге. – Быть может, Максим, моя помощь придется ко двору?
– Михаил Викентьевич, ну как же я могу вас беспокоить, – принялся я отнекиваться.
– Нет, я настаиваю, – ухмыльнулся Панкратов. – Пусть попробует отказать такому свату, как природный князь.
– Признаюсь, вы меня очень обяжете, – прижал я руки к груди.
– Тогда договорились. – Хмыкнул князь довольно. – А что за род девушки? – Заинтересовался
– Так Еремеевы, – похлопал я ресницами.
Стараясь не подавать вида, что замечаю, как мрачнеет его лицо.
Потому что забыть тех, кто косвенно был виноват в гибели его сына – путем потери контроля над вертолетом – он не мог.
– Это не самый лучший выбор, юноша.
– Любовь – зла, – философски ответил я.
– Быть может, вам нравится кто-то еще? – Задал он слегка беспомощный по содержанию вопрос.
Потому что обещание он уже дал.
– Увы…
– Максим, может я познакомлю вас с хорошей девушкой из нашего клана? – Сцепил он челюсти.
– Уверен, они прекрасны. Но Ника – это боль и муза моей сердечной мышцы.
– Правильно говорить: сердца, – механически поправил он, что-то напряженно обдумывая. – А если я вас познакомлю с моей племянницей? Вы хороший, перспективный юноша. – Рассуждал он вслух, словно себя убеждая.
– Михаил Викентьевич, а в чем причина?
– Если я приду сватом к ним, это будет означать, что я их простил. – Словно от зубной боли скривилось его лицо. – А я не простил. Они повинны в гибели Вячеслава!
– Михаил Викентьевич, а истинных виновников той беды нашли? Простите за бестактность.
– Да, – нахмурился князь. – Я его нашел. Его казнили.
Не «я», а «его». Большая разница.
– Еще раз прошу извинить, а вы видели тело? – Внимательно смотрел я на него.
– ИСБ не отдает тела, – буркнул Панкратов. – Я знаю время и место.
– Помните, я говорил, откуда ко мне попали документы по Ольге? В числе тех бумаг был внутренний рапорт об угоне конвоя ИСБ в составе трех машин: двух патрульных и одной для перевозки заключенных. Подставные сотрудники дорожно-постовой службы заставили выйти экспедиторов из транспорта и оглушили спецсредствами.
Князь чуть замедлил шаг, но в его тоне не было особых эмоций.
– Документы, Максим. Подлинные печати, верные подписи. Я знаю, как их проверить.
– Внутри угнанных машин были чистые бланки с подписью руководства, это отмечено отдельно. Визируют их массово, по факту выпуска приказа о переводе заключенных в бланк вписывают имена.
Обычное дело, когда подписывать бумаги должен высокородный, унаследовавший высокий пост и место службы. Не на рабочем же месте ему сидеть целыми днями.
– Угон расследовали?
– Конвой пытались использовать для перевода опасного преступника из одной тюрьмы в другую. Руководство тюрьмы что-то заподозрило, машину и всех, кто был внутри, сожгли в момент прорыва с территории. На этом расследование было закрыто: мотивы налетчиков понятны, бланки списаны. Более жалоб на деятельность похищенного конвоя не поступало.
– Мне нужно посмотреть на этот рапорт, – медленно, с расстановкой произнес князь.
– Кроме бумаг, вам наверняка предъявили кое-что еще, – выдержал я последовавший быстрый и яростный взгляд с его стороны. – Вы бы не отдали свое просто так. Вам наплевать на приказы. Вы хозяин своей земли.
– Вы забываетесь. Но вы правы.
– Я дам вам этот рапорт. У вас достаточно влияния, чтобы прояснить его подлинность. Уверен, достаточно Сил, чтобы довести дело до конца. Значит, совсем скоро вам понадобится очень много ненависти. Так зачем ее растрачивать впустую на каких-то Еремеевых?
– Моей ненависти хватит на всех.
– Сойдемся на том, что я эту Еремееву лично накажу. – Вздохнул я.
Пока не знаю как, но «Хатико» она у меня как минимум трижды посмотрит. Вертолет прошляпила, самолет уронила…
– Любимую девушку? – Хмыкнул князь неопределенно, доведя меня до самой двери.
– Она будет плакать и рыдать. Рыдать и плакать. – Уверенно пообещал я.
– Ну, если так, – мрачновато, но улыбнулся уголком губ Михаил Викентьевич. – Буду тебе сватом.
– В субботу, в девять. – Уточнил я. – Иначе никак ее отца не поймать! И вы там не один будете, не беспокойтесь!
– Да я и не беспокоюсь, – своими руками открыл он передо мной дверь и рявкнул в сторону заполонивших коридор бойцов клана. – Не препятствовать!
В темноте подвального уровня огромного здания было много страха. Не того страха, что пахнет кровью, болью и пыткой. И не тех эмоций, что сжимают разум безумца.
Это был чистый и рафинированный страх людей с высшим образованием, подкрепленный знаниями и опытом. Страх того, что обязательно должно случиться.
Двое энергетиков из дежурной смены во все глаза смотрели на содрогающийся вибрацией кожух газотурбинного генератора, служащего резервным источником энергии княжеской высотки. Вибрация передавалась в пол, вибрация отдавалась дрожью в пальцах – хотя не разобрать, было ли там больше дрожи собственной или отраженной.
– Леха, у меня рука онемела. И лицо, кажется, тоже, – осипшим голосом произнес глава наряда, комкая пальцами правой так и не зажженную сигарету.
– Руки вверх подними. Так, а теперь улыбнись. Нормально, не инсульт.
– Какой, к чертям, нормально. Мы же сейчас все сдохнем, – произнес тот затравлено, глядя на то, как шедевр интеллектуальных технологий, сплошь обвитый блоками защиты и автоматики, сходит с ума и содрогается прямо в паре десятков шагов от них.
Аварийный рубильник давно находился в отключенном положении. Все плавкие предохранители – выгорели. Все блоки защиты – отработали. Все механизмы блокировки заблокировали штатно. Все, что было предусмотрено зарубежными инженерами, как компромисс между производительностью и доверием человека к махине с валом на десяток тонн, крутящимся на магнитных подшипниках со скоростью в десятки тысяч оборотов в минуту.