Н 4
Шрифт:
– Папа, просто верь мне. – Настойчиво произнес Паша.
Виктор Александрович замер, будто просьба затронула нечто глубинное в его душе. Неуверенно повел плечом, оглянулся на сына – и, обогнув узкое кресло, вышагнул из безопасности машины. Дал место выйти Пашке.
Затем медленно посчитал до десяти и убедился, что они все еще живы.
– Забирайтесь в машину, – леди уже была в джипе, и перебралась на дальнее сидение, оставив дверь открытой. – У нас еще две минуты свободного коридора.
И Виктор Александрович, уступив место рванувшему
Княгини, которой полагалось быть мертвой, но которая сейчас была живее, чем он сам.
– Еще раз здравствуйте, – подал совершенно равнодушный голос с переднего пассажирского сидения знакомый по отречению стряпчий, привычно удерживающий на руках планшет.
– Филипп, реестр еще не закрыт? – Поинтересовалась княгиня, пристегиваясь и давая водителю отмашку на начало движения.
– Нет, ваше сиятельство, – размеренно и неторопливо ответили ей.
А за окном на бешеной скорости замелькали фасады улиц центра Москвы, подсвеченные по вечернему времени. На один миг вперед их вырвалась машина сопровождения, и мир огласился тщательно приглушенной звукоизоляцией салона сиреной и окрасился всполохами синего спецсигнала, ловко зацепленного на крышу на ходу.
– В таком случае, Виктор Александрович и Павел Викторович, есть у меня к вам предложение. – Устало отклонилась княгиня на кресло и заглянула в экран своего сотового телефона.
– А как же спокойно принять решение? – Припомнил ей Зубов обещание, улыбнувшись уголком губ.
– Разумеется, оно при вас, – рассудительно ответила Борецкая. – Но у вас есть право на досрочный ответ. – Покосилась она в окошко на мелькнувший силуэт боевого вертолета, решившего покружить над столицей в свете заходящего солнца.
– Мы подумаем, – положил ладонь на руку сына Виктор Александрович.
– Но, – встрепенулся Пашка, до которого прекрасно дошла суть предложения.
– Мы подумаем, – был настойчив Зубов-старший, но тут же смягчился, обращаясь к сыну. – Есть кое-что выше обстоятельств, нехватки времени и убийц над нашей головой. Есть традиции, предписывающие не идти в новый дом без достойного подарка.
Спереди одобрительно покивал стряпчий.
А Паша обескураженно оглядел серую мешковину на своих плечах.
Ее сиятельство вздохнула и извиняющеся качнула плечами, глядя в центральное зеркало – чтобы стряпчий видел.
– Я подумал. – Неожиданно произнес Виктор Александрович. – Ваше сиятельство, вас устроят координаты затонувшего галеона с золотом?
– Эм, – похлопал ресницами Пашка, удивленно глядя на отца.
– Право слово, неловко, – повел тот рукой изящным жестом, несмотря на тесноту заднего ряда, и чуть поклонился. – Но мы немного стеснены в материальной части, чтобы доставить его содержимое вам немедленно.
Вернее, из материальной части были только веревки и собственные руки.
– Однако честью клянусь, он там есть. – Завершил Зубов. – Мой пра-пра-прадед его лично топил и оставил верные приметы.
– Отчего же вы им не воспользовались ранее? – Проявила сдержанное любопытство Борецкая.
– Так разве клад может считаться чьим-либо, пока его не найдут? – Ответил Зубов на невысказанный вопрос про то, почему на него не наложили руку Черниговские. – И разве можно жертвовать богатством предков, откупаясь от собственной глупости? – С грустью произнес он для сына. – Это плата за будущее, а не за прошлое.
Должно, обязано быть нечто такое у семьи, о чем можно вспомнить, когда потащат на плаху. Желательно, конечно, до этого не доводить.
– Ваши предки одобрят ваше решение? – С интересом рассматривала мужчину княгиня.
– Подобные ситуации уже бывали, – размеренно кивнул Виктор Александрович.
Не став добавлять, что в таких случаях традиция предписывает затопить два корабля с деньгами взамен одного поднятого.
И он знает, чьи корабли это будут.
Глава 11
Реальность собирается из десятков событий, хороших и плохих, нейтральных и тех, которым еще предстоит дать оценку. Но самыми скверными из них все равно будут те, что начались и никак не хотят завершаться, раздражая неопределенностью исходов. В общем, самолет Федора вылетел ранним утром из Бухареста. А сейчас было почти пятнадцать дня…
Казалось бы, полторы тысячи километров, новый «Боинг» с крейсерской скоростью в девятьсот пять километров в час. Однако никакой информации о том, что борт приземлился в одном из столичных аэропортов, равно как и других данных о нештатном развитии событий. И это порядком выматывало.
– Охо-хо, – вздохнув, обновил я вновь страничку с табло прилета в «Домодедово» на экране сотового и оглянулся на здание университета.
После утреннего дождя кирпич фасада слегка потемнел, как и асфальт перед главным входом. Ближе к обеду распогодилось, но и после занятий народ все равно неохотно занимал парковую часть скамеек, предпочитая идти домой или прогуливаться, кутая ладони в рукава кофт от налетающего холодного ветра.
Мне, в комплекте одежды от модельера Панкратова, было вполне комфортно на ближней лавочке у фонтана. Это вон Ника замерла на дальнем конце скамейки, поджав локти к телу и вытянувшись вперед с видом независимым и сосредоточенным, как та кошка на остановке в мороз. Серый шерстяной пуловер и брюки, видимо, не спасали.
– Плохо тебе, да? – Прошипела она, заметив мое внимание.
– Плохо, – мрачно кивнул я, обновляя сайт «Шереметьево».
Понятно, что есть люди, которые проконтролируют даже военные посадочные полосы и доложат о прибытии Федора, но совсем бездействовать не было сил.
– Боишься?
– Боюсь, – честно ответил.
Техника – надежная, летчики – опытные, артефактов от падения у брата – полно, да и свита такая, что может устроить знатный салют любым встречающим. Но маетно все равно.