Н.У.Б.: палач по имени Амнезия
Шрифт:
Взору предстали какие-то полки, на которых, кроме пыли ничего не было. Полки представляли из себя деревянные настилы из довольно прочных досок, сколоченных между собой. Настилы эти лежали на толстых кирпичных столбах. Конструкции казались крепкими и основательными. Дисплей разблокировывать боец не стал — отсюда, из склепно-тёмного подполья, любое освещение казалось слишком ярким, компрометирующим местоположение.
— Да… Всё было настолько молниеносно и неожиданно, что я даже некоторых деталей припомнить просто не в состоянии. По крайней мере сейчас, пока ещё не отошёл никак от этого, — вдруг вступил в тяжкий для него диалог механик, как будто еле выдавливая из себя слова.
Боец
— Не спеша и по сути, — вновь послышался приглушённый голос штабного. — Ты назвал монстра бестиаром.
После этих слов вновь насупила пауза. Вероятно, недолгая, но искателю все паузы казались уже излишне затянутыми.
— Так что ж такого, — тихо заговорил механик, — что я назвал его своим именем, или как это сказать…
— Эта информация не для общего пользования, что б ты знал. Я, он — можем назвать бестиара бестиаром. А ты почему в курсе секретной информации?
— Ваш сотрудник так при мне его называл.
— Не сильно удивлён. Что могу сказать? Его настигла карма. Но с тебя вины это не снимает. Подойди-ка поближе.
После этих слов раздался скрежет стула по полу, звук шагов, сопровождающийся скрипом половиц, а после стал слышен какой-то странный шум. Поперебирав в уме возможные варианты, искатель понял, что штабной гремит инструментами на столе, возможно выбирая какой-то из них.
Глава 8. Механик: под гнётом вербовки. Часть 1-3
— Прибраться решил? Я думаю, мы рискнули, не конфисковав у тебя такую уйму инструмента. Хотя… Ладно. Разрешили и разрешили — это было наше решение, пусть так и будет. В крайнем случае, решение всегда можно изменить. Так ведь? — коротко и звучно хохотнул штабной.
В ответ со стороны механика не последовало никакого ответа.
— Раз молчишь — видимо ответить нечего, а это очень плохо, когда человеку, к которому мы пришли, совсем нечего ответить. Мы этого очень не любим, даже бесимся от этого. Ведь это значит, что от нас могут что-то скрывать. А что это значит? — практически вскрикнул штабной.
— На самом деле я просто…
— А просто так тоже ничего не бывает. И даже когда ты не понимаешь, что есть какая-то причина, она всё равно есть. Взять хоть беспричинную тревогу. Я уверен, что ты с этим чувством живёшь. Ты просто не врубаешься, не думаешь о том, почему тебя это беспокоит. А на самом деле, ты, может, пытаешься нас обмануть, что-то недосказать, и у тебя копится это чувство. Сейчас-то понятно дело ты стоишь передо мной, чуть ли не обоссался. Сейчас причина явная.
— Я просто… — механик никак не мог закончить фразу — видимо, от чрезмерного волнения и страха, и в
Сердцебиение искателя снова участилось. Механик, так неплохо, казалось бы, выкрутившийся, ляпнул последние слова явно не подумав. Теперь главное, чтобы он своим затянувшимся напряжённым молчанием не перенёс внимание ищеек на подвал.
— Ясно, ясно, — равнодушно произнёс штабной, не придав значения реплике механика, — только мы как теперь проверим, что все эти инструменты реально использовались только в мирных целях или не использовались?
— Никак, — тут же ответил механик, начиная понимать, что долгие паузы в этом диалоге, скорее походящим на допрос, совсем не выгодны и даже опасны, в том числе для него же.
— Вот именно. Никак! Хоть это признаёшь. Мне важно… Нам важно, — штабной выдержал короткую паузу, — чтобы ты понял серьёзность своего положения. Чтобы ты понял его опасность, — приглушённый голос штабного зазвучал едва различимо, становясь на последние доли секунды похожим скорее на отдалённое эхо. — Ты чувствуешь опасность? — вдруг резко вскрикнул штабной. Голос его зазвучал злобно и угрожающе.
Механик снова замолчал. На этот раз он, судя по всему, потерял линию логики, проводимую штабными.
— Ощущаешь опасность или нет, спрашиваю? — не снижая накала агрессии и громкости голоса, повторил штабной.
— Теперь точно да, — как можно более твёрдо попытался сказать механик.
— Оно и правильно! Сейчас код ситуации — «опасность». И тогда был код ситуации — «о-па-сность»! Врубился, тупень, или до сих пор нет? Почему ты докладываешь код ситуации «безмятежность», когда он — «опасность». Бестиар скрылся в неизвестном направлении… И что дальше? Это не означает безопасности. Это не означает безмятежности. Одного из наших, пусть он и не особо ценный экземпляр, завалили. А ты докладываешь — код ситуации «безмятежность»? А может, всё же ты его и грохнул? Ломом, например? Я во дворе об него чуть не споткнулся.
— Я вам правду говорю, это не я. Ладно… Ладно… То, что я физически хуже подготовлен, чем вы это вы на слово, наверное, и не обязаны верить — это можно имитировать, даже обмануть. Но вы гляньте на его рану — сразу станет понятно, что его голову продырявили здоровенными когтями. Тут уж против логики же не попрёшь.
После этих слов механик словно осёкся. Видимо, в пылу разговора, он и сам не заметил, как последние слова зазвучали слишком фамильярно.
Что было готово произойти сейчас там, по ту сторону едва просматриваемого пола, с которого, словно сталактиты свисали еле видные паутинки? Искатель уже готов был передвинуться в сторону люка в подполье — если намечался бой, то лучше находиться как можно ближе к выходу.
— Ты чертовски прав, приятель. Но ты только подумай, насколько бы было проще, если бы тебе вообще не приходилось париться насчёт таких мелочей. Даже наоборот — вещи могли бы приносить пользу, становясь функциональными. Тебе, трудно представить, но ты попробуй: вот есть у тебя молотки, даже, может, что-то другое, и оно не просто валяется на террасе, в подполье, или куда ты собирался этот металлолом спихнуть, а помогает тебе в деле.
— Каком?
— Ну… Каком попросят выполнить. Например, обозначился некто непокорный в городе. Дают тебе адрес. А ты уже выбираешь, что с собой прихватить — молоток, а может и пилу, — наверху послышался металлический шелест — штабной, похоже, перебирал инструменты. — Ну что? Почему молчишь?