Н.У.Б.: палач по имени Амнезия

Двуликий Богдан

— Так а… Что говорить… — неуверенно начал механик, чувствуя, что диалог заходит в опасный для него тупик. — Это что-то… Вроде предложения сотрудничать?

— Бинго! Вот она сила ума! Наш ныне умерший соратник должен был доходчиво намекнуть на сотрудничество. Разве этого не было?

— Было…

— И ты до сих пор, выходит, не определился. Что мешает?

— Даже не знаю… Не подхожу я на эту работу, мне кажется.

— Может, именно кажется? Тебе бы не предлагали непосильное.

— Я бы… ещё немного подумал.

— Подумал, — задумчиво протянул штабной. —

Ну, это можно. Подумать — дело хорошее. А по инструментам — не парься, пригодятся. Эй, придержи его! — крикнул штабной своему напарнику.

В тот же миг половицы заходили ходуном, топот каблуков по деревянному полу отдавался в висках гулкими тупыми и сильными ударами.

— Я и правда подумаю. Дайте хоть денёк! Пожалуйста! — закричал механик.

— Держи его! — продолжал крикливо командовать штабной.

— Да держу. Бей!

После этих слов вновь раздалось кратковременное металлическое эхо от возни с разложенными на столе инструментами. И вскоре послышалось пять сильных ударов, уходящих сверху вниз гулом в подполье.

Крик механика, прорывавшийся сквозь сжатые зубы, повис в практически осязаемом воздухе дома.

Глава 8. Механик: под гнётом вербовки. Часть 1-4

Голос механика ещё около полминуты балансировал между сдерживаемым криком, хрипом и подобием всхлипывания, только низким голосом. Половицы едва уловимо поскрипывали, в остальном в комнате было тихо — и это воспринималось немногим легче, чем звуки побоев, раздававшиеся недавно по ту сторону деревянного пола.

Вскоре послышалась какая-то возня, вновь напомнившая копание в инструментах на столешнице. Искатель сделал было осторожный шаг назад и вправо, чтобы вскоре выскочить из своего убежища и вмешаться в конфликт. Упивавшиеся пытками ищейки могли, скорее всего, не ожидать чьего бы то ни было появления, а, значит, превратить их из хозяев положения в жертв было не так и сложно. Главное, открыть люк подполья как можно быстрее, избегая скрипа и покинуть неудобную лестницу поскорее, а уж потом — будет видно, на чьей стороне перевес.

— Садись, — с привычкой властвовать, но не переходя на крик, сказал штабной — тот самый, который и вёл диалог с механиком.

— Пройдись по костяшкам ещё разок. Что мы всё базарим с ним — сейчас всю дурь махом выколотим! — подключился немногословный напарник.

— Нет, пусть сядет. А ты, если будешь встревать со своими охрененными советами, сам скоро по костяшкам схлопочешь. Сядь тоже и молчи. Пока твоё вмешательство не нужно.

Этот штабной, который вёл львиную часть разговора с допрашиваемым — механиком — явно то ли ставил себя выше своего напарника, то ли являлся таковым. Несмотря на всю неразбериху современного мирового положения, наверняка осталась если не субординация, то какая-то классификация, ранги и звания, которые присваивались людям в форме. И пусть эта форма — самая что ни на есть дьявольская оболочка, сути это не меняет. Система подчинения, соподчинения должна была сохраниться. Если нет — тогда вокруг царствовал хаос абсолютных масштабов.

Такими мыслями был занят

какое-то время ум искателя. Впрочем, последняя версия представлялась ему маловероятной, поскольку второй штабной — тот, который молчаливый — даже не перечил особо своему напарнику. Наиболее показательно это было видно по ситуациям, когда предполагаемый командир, или кто-то вроде этого, начинал выходить из себя. Дуэт складывался у этих ищеек вполне предсказуемый: туповатый (он же сильный) и умный. Ирония же заключалась в том, что даже силу в этом случае применял умный. Видимо, проблемы с кадрами в этих адовых войсках имелись, и, возможно, немалые.

— Сиди, успокойся. Больно? — снова вступил в разговор штабной. — Не отвечай. Знаю, что больно. Молотком по пальцам — нешуточно. Вот видишь, какая несправедливость, а если бы ты сделал верный выбор — сейчас никому бы не было больно. Или больно было бы другому — тому, кто этого заслуживает, кто не хочет подчиняться. Но ладно, я надеюсь, по этому поводу ты всё вполне неплохо уяснил. Во многом благодаря тому, что и объяснили тебе всё доходчиво. Давай сейчас о другом немного: в жизни многое можно поправить. Не всё. Не верь тем, кто говорит, что всё поправимо и сам в это искренне верит. Но многое можно. Допустим, свалял ты дурака — это поправимо. Можно прямо сейчас исправить.

— Как? — стараясь казаться равнодушным и выдержанным произнёс механик.

— Возьми молоток.

— Зачем?

— Эй, иди сюда, — коротко и звучно сказал штабной с уже примелькавшимися нотками.

После этой фразы на какое-то время снова повисло молчание и тишина, но продолжались они недолго: спустя несколько секунд штабной снова сказал:

— Верзила, давай сюда!

Скрип половиц, длящийся секунды, вновь обрёл вкус зловещести и непредсказуемости.

— Рука несильно болит после побоев? Молоток удержишь? Вот и держи. Небольшая смена ролей, чувак. Бей своему обидчику по фалангам.

Глава 8. Механик: под гнётом вербовки. Часть 1-5

— Давай, — спокойно повторил штабной.

— Нет, — скорее шумно выдохнул, чем сказал механик.

— Руке больно?

— Да. То есть… не в этом дело. Просто не могу.

— Молодец, что на этот раз честен. Но не молодец, что не в состоянии выполнить такую элементарную просьбу.

— Мне не смочь. Сейчас — точно.

— Что изменится потом? И сколько тебе на это надо времени?

— Я не знаю. Не могу даже точно сказать, способен ли на это. Возможно, и да. Но…

— Но что?

— Есть важное… важный момент, — голос механика звучал по-прежнему тихо.

— Неужели? Хочу знать.

— Я не считаю это… безопасным. А вашу затею — честной, — после этих слов искатель практически задержал дыхание.

— Ну всё, мочи, — раздался невнятный голос второго штабного, которому явно нетерпелось ещё позабавиться пытками.

— Уймись. Тут две стороны вопроса. Во-первых, физическое насилие — не всегда высшая форма истязания. А во-вторых, оно не всегда решает проблемы. Какую проблему мы решим сейчас, убив или покалечив его?