На 127-й странице. Часть 2

Крапчитов Павел

– Мистер Деклер, но разве человек рыба? – спросил он.

Это он вспомнил мой рассказ о том, как дышат рыбы. Тогда я рассказывал о потребности человека в кислороде и том, как добывают его другие животные.

– Зачем человеку пропускать воду через нос? – не понимал Генрих.

– К извлечению кислорода из воды это не имеет никакого отношения, – ответил я. – У человека в носу нет органов, чтобы достать из воды кислород. Зато в носу скапливается много микробов. Помнишь я тебе рассказывал? – Генрих кивнул головой. –

Так вот эти микробы живут в носу, гадят, а соленая вода их убивает, и человек вылечивается.

– Все равно непонятно, – упирался Генрих. – Человек дышит воздухом. Так?

– Так? – ответил я и порадовался, что у Генриха стали появляться самостоятельные мысли.

Если бы я мог предположить, куда они его приведут!

– Значит там у нас все приспособлено для воздуха, – сделал вывод Генрих. – А мы туда – водой! Как хотите, мистер Деклер, а только вред будет.

У меня был в запасе сильный аргумент в этом споре, но я в учебных целях решил продолжить дискуссию.

– Ты знаешь, я, наверное, с тобой соглашусь, Генрих, – сказал я. – Но иногда приходится из двух зол выбирать меньшее.

– Ну, да, – ответил Генрих. – Получить от отца подзатыльник или остаться без ужина.

Я хотел посмеяться, но, увидев, что Генрих погрустнел, не стал.

– Так вот, когда человек болеет и у него полон нос соплей, то все это может пойти в голову, и человек может умереть, – подпустил страху я. – Если других лекарств нет, то соленая вода может спасти человека. То есть соленая вода оказывается меньшим злом.

Мы помолчали.

– Кроме того, – решил подвести итог я. – Давно замечено, что у людей, живущих у моря, редко бывает насморк.

– Почему?

– Они купаются в море, нос промывается морской соленой водой и, таким образом, все плохое уносится из носа, – ответил я.

– Странно, – сказал Генрих. – Я жил у моря. У меня никогда не было насморка, а в море я купался редко. Вода холодная.

«Трудно общаться с подростками», – подумал я.

Вернувшись в свою каюту, я застал Веру, стоящей посреди каюты со стилетом в руках.

Сцена 24

Этот инструмент был мне знаком. Тогда я лежал голый и связанный, а Вера примеривалась, как лучше меня заколоть.

– Это не то, что ты думаешь, – сказала Вера.

В этот момент у нее было лицо готового заплакать ребенка. Губы сжались, брови поднялись, лоб сморщился, а из уголков глаз норовили выскользнуть слезы.

– Я все объясню, – Вера помедлила, а потом решилась. – Я больна. Не телом, психически. – Увидев, что я что-то хочу сказать, она замахала руками. – Подожди. Так сказал доктор Вишневский. Он был тоже ссыльный, как и мы, но отец его хвалил. Он рекомендовал мне вести огород. – Вера улыбнулась. – Но я занялась рисованием. Мне это всегда помогало отвлечься от дурных мыслей.

Я подошел к Вере и обнял ее. Ее руки безвольно висели по бокам, и стилет мне никак не угрожал.

– А стилет?

– Стилет мне подарил брат, – сказала Вера.

«Тот, что наемный убийца», – подумал я. – «Подарок соответствующий».

– Он показал мне, как с ним обращаться, – продолжала Вера, положив свою головку мне на плечо. Одна слезинка все же выскользнула из ее глаз. – Странно, но когда я делаю эти упражнения, то мне даже лучше, чем во время рисования.

Вера немного отстранилась от меня.

– Теперь ты будешь считать меня сумасшедшей? – спросила она.

– Даже не подумаю, – сказал я и чмокнул ее в губы. – В наше время такими были каждый второй.

Рваный ритм жизни, оторванность от природы, некачественная пища, плохой сон, большие объемы информации и пропаганды вокруг становились причиной психических расстройств в том мире, который я покинул. Люди наполняли секции по йоге и других восточных практик, бегали трусцой, ходили в качалку и часто не за тем, чтобы достичь хорошей физической формы, а для того, чтобы хоть как-то привести в порядок мозги.

– Если тебе нравится, я не против, – сказал я.

– Правда?

– Правда, – сказал я. – Только, делай это упражнение немного по-другому.

Когда я пришел в каюту, Вера стояла неподвижно посреди комнаты и выбрасывала руку с зажатым стилетом вперед.

– Попробуй делать то же самое, но с шагом правой ногой вперед.

– Вот так? – Вера сделала шаг и кольнула стилетом пространство перед собой.

Пространство не заметило укола или заметило, но ничего не сказало.

– Так?

– Немного не так. Ты каталась на коньках?

Вера кивнула.

– Представь, что ты скользишь по льду.

Вера повторила движение. Вышло лучше.

– Как хорошо, – сказал она. – У нас рядом с домом был пруд. Зимой он замерзал, и мы катались там на коньках. Я так и представила себя: в этом платье, снежинки вокруг, а я, не чувствуя холода, скольжу с вытянутой рукой, с этим ножиком. Все мальчишки обзавидовались бы.

Вера засмеялась, и мне стало хорошо.

– Пойдем обедать, – сказал я.

– Пойдем, – сказал Вера, положила стилет в футляр, а футляр на стол.

«Раньше она его скрывала. Теперь не будет», – подумал я. – «Зверь укрощен и теперь никому не причинит вреда».

Сцена 25

После этого случая Вера уже не скрывала от меня свои занятия со стилетом. Когда мы просыпались, она надевала на ночную рубашку свой легкий халатик, повязывала поясок, доставала футляр со стилетом, садилась на стул и ждала пока я оденусь и уйду на зарядку с Генрихом. Я целовал Веру и смотрел в ее зеленые, еще чуть заспанные глаза.