На 127-й странице. Часть 2
Шрифт:
Вера фыркнула:
– Смешно. У вас там все мужчины такие выдумщики? – спросила она, но было видно, что она немного успокоилась.
– Мужчины везде разные, и у нас тоже.
Я снял пиджак, потом рубашку. Как ни старался я действовать аккуратно, но манжеты рубашки я испачкал в крови. Жаль, рубашку придется выкинуть. Или оставить на бинты?
«Не дай бог», – тут же одернул себя я.
Видя испуганный взгляд Веры, объяснил:
– Это не моя кровь. Помогал консулу зашить рану.
Открыл кран над ванной и стал мыть руки, потом сполоснул
– Все хорошо, – сказал я, вытирая руки, потом прижал Веру к себе и поцеловал в губы. – Все хорошо.
Сцена 7
В капитанском салоне появились новые люди. Несколько мужчин и одна женщина, чьих имен я не запомнил. Я тоже пришел не один. Кроме Веры со мной был Генрих. Капитан посмотрел на меня, на Генриха.
– Он тоже участник событий, – объяснил я, а капитан кивнул «ладно мол».
Кухня корабля, как видно, стала получать больше продуктов с берега. Кок стал готовить больше рыбных блюд, и я с удовольствием попробовал одно из них, после чего рассказал все как было. Ну, или почти, как было. В моем рассказе была стрельба, консул размахивал шпагой, солдаты кололи штыками, а злодеи падали замертво. Получилось не хуже, чем истории из жизни французских мушкетеров. Много драк, сражений, а боли и страданий никаких. Потом рассказал, как помогал консулу зашивать его рану на руке. Он говорил, что делать, я делал, а Генрих помогал. Так втроем и справились.
Тереза Одли тоже была на ужине. Последние дни я с ней мало виделся. При встрече она лишь подчеркнуто формально здоровалась со мной. Видно, за что-то она на меня обиделась. Наша работа над путешествием Элли застопорилась. За ужином Тереза сначала только слушала, что я рассказываю и делала записи в своем блокноте. Но потом, очевидно, ее журналистское нутро взяло верх, и она задала несколько вопросов.
– Я все понимаю, – под конец сказал один из вновь «прибывших» в капитанский салон мужчин. – Но зачем вы кипятили ножи и иглы доктора? Они от этого мягче не стали. – Мужчина хохотнул.
Я взглянул на Генриха.
– Об этом расскажет мой воспитанник Генрих Миллер, – сказал я.
Сначала Генрих немного сбивался, стараясь повторить мои слова, которые я использовал, когда объяснял ему про микроорганизмы, а потом, как видно, решил «была-не была» и стал рассказывать так, как он все понял, так как у него это улеглось в голове. Получился живой, мальчишеский рассказ о жизни удивительных, страшных, но очень маленьких чудовищ.
– А то, что их не видно, так это, так бывает, – завершил он свой рассказ. – Вы слышите, как за окном кричат чайки. – Он указал на иллюминатор, и большинство сидящих за столом повернули к иллюминатору головы. – Но не видите их, а они есть.
Нашу беседу на тему микроорганизмов подытожил мистер Томпсон.
– Я и раньше мало воды пил, а теперь и вовсе не буду, – сказал он и залпом выпил бокал вина.
Возвращаясь после ужина, я постарался догнать журналистку.
– Мисс Одли, – попросил я. – Буквально одну минуту.
Мы стояли на палубе. С одной стороны, я с Верой, которая держала Генриха за руку, а, с другой стороны, Тереза.
– Я хотел бы продолжить работу над сказкой про Элли, – сказал я и добавил. – Если вы не против.
Тереза посмотрела на меня, на Веру, на улыбающегося Генриха. Я ожидал любого ответа.
– Да, конечно, – сказала девушка. – Я сама была удивлена, что вы потеряли интерес к своей задумке.
«Я? Потерял интерес?» – подумал я, но вслух сказал другое:
– Тогда, может быть, утром? После завтрака?
– Хорошо. Я согласна.
На этом мы и распрощались.
Сцена 8
Весьма насыщенный день подошел к концу. Я лежал в темноте.
Откат после шести моих сегодняшних убийств настиг меня в своеобразной форме. В этот вечер я сильнее, чем обычно прижимал к себе Веру и более страстно целовал ее губы. Словно пил и никак не мог напиться.
– Боже! – только и выдохнула Вера, когда я наконец успокоился. – Неужели у нас так будет всегда?
Но сейчас Вера спала, а я слушал ее тихое дыхание. Можно было закрыть глаза и провалиться в сон. Но, как только я закрывал глаза, в моей голове появлялась та звенящая, хрустальная пустота, которую я ощущал, когда стрелял сегодня из револьвера.
«А ведь это делал не я. Это все он, Деклер», – подумал я. – «Я бы никогда так не смог. Да еще так точно. Всех в голову. А что звенело в голове? А ничего! Пустота звенела! И ни одной моей мысли! Я просто не мешал Деклеру».
– Ты здесь? – шепотом спросил я, но не получил ответа. Только рядом заворочалась Вера. Она положила руку мне грудь и снова затихла.
«Вера», – подумал я.– «Я мог тебя сегодня потерять. Вернее, бросить. Также, как бросил где-то там свою дочь и внука».
Я положил на руку Веры, лежавшую на моей груди, свою ладонь.
«Я тебя не брошу», – сказал я про себя и заснул.
Сцена 9
На втором этаже консульства, в постели лежал Кристофер Олрок. Слегка подергивала раненная рука, но жара не было, он чувствовал это. Олрок давно бы уже заснул, если бы не привычка – каждый раз перед сном перебирать в голове произошедшие за день события. А сегодня их произошло много, и они были существенные.
Во-первых, нападение на консульство. Со дня на день в Йокогаму должен прийти военный крейсер с посольством его величества королевы Великобритании. Намечалось подписание союзного договора. Над проектом этого договора Олрок работал больше года. Если бы сегодняшнее нападение удалось, то, скорее всего, подписание договора было бы сорвано. Прибывшее посольство оказалось бы перед сожженным консульством. Ни людей, знающих местную специфику, ни связей, ни проекта договора. Пришлось бы начинать все с начала.