На 127-й странице. Часть 3
Шрифт:
Макс еще раз прочел полученную телеграмму. Просто задержать.
«Интересно,» — подумал он. — «Как бы я поступил, если был бы приказ «задержать вчистую»?
Макс вернулся на «Республику», собрал свой нехитрый багаж, с сожалением оглядел каюту, к которой успел привыкнуть, и … решил попрощаться.
Он вышел на прогулочную палубу, огляделся вокруг. Мисс Полански стояла со своим спутником у борта корабля.
«Как воркующие голубки!» — усмехнулся Макс.
Он прогулочным шагом прошел мимо парочки и слегка коснулся платья своей прежней цели. Мисс Полански, конечно, ничего не заметила.
«Глупый
Он сошел с корабля, нанял извозчика и приказал ехать в отель «Европа».
«Чудное название,» — усмехнулся Макс. Европа, расположенная в городке среди красных песчаных гор. Ни деревца, ни травинки. — «Ах, да, есть еще синее-синее море, теплое словно парное молоко».
Пока Макс добирался до отеля, пока иронизировал над его названием, его мозг работал. Этот орган Макса был дисциплинированной штучкой. Его хозяин мог витать в облаках, а он уже работал над новым заданием.
«Парочка, голубки,» — всплыло в голове Макса. — «Так и поступим».
План по выполнению нового задания, пусть и в самых общих чертах, был готов.
Сцена 10
Тереза сидела в своей каюте на «Ливерпуле» за столиком, перед ней лежал раскрытый блокнот, в руках она держала карандаш, но в блокноте не было записано ни строчки. Да, и не пыталась Тереза ничего писать. Как она оказалась на «Ливерпуле», она плохо помнила. Эта ужасная сцена в горах, не менее ужасная ночь в чужом доме сильно напугали Терезу. Настолько, что она стала сама себе казаться маленькой беззащитной девочкой, которая спряталась в теле молодой женщины, чтобы ничего не видеть, не слышать — тогда, возможно, все это страшное и ужасное не заметит ее и пройдет мимо.
Тереза за свои двадцать пять лет еще никогда не подвергалась насилию. Ее никто не хватал за руку, не тащил неизвестно куда, не запирал в крохотной комнате. А еще страх, что все эти незнакомые люди этим не ограничатся, а начнут делать с ней что-то более ужасное и мерзкое. Но ничего этого не произошло. Тереза вновь оказалась на «Ливерпуле» в своей каюте и, казалось, можно было бы продолжать прежнюю жизнь. Она машинально расположилась за столом, также, как и раньше, когда старалась не упустить из головы свежие впечатления и записать их.
Но ничего не получилось. Страх никуда не ушел. Тереза поняла, что в любой момент все может повториться. Надо было быть слепой или очень глупой, чтобы одной пуститься в такое путешествие. Люди только притворяются цивилизованными, а на самом деле мало чем отличаются от животных. Ты либо добыча, либо хищник. Тереза вспомнила своего попутчика, торговца драгоценными камнями, мистера Сораба. Вот он был «зрячим». Он видел, что жизнь — это опасные джунгли и потому окружал себя охранниками. Он и подумать не мог, что Тереза путешествует в одиночестве и потому посчитал, что Деклер ее охранник.
Мысль о Деклере острой иглой кольнула Терезу в сердце. Ее собственные страдания и окутавший ее сознание страх заставили забыть о своем спутнике. Это было неприятно и горько. Словно кто-то, кто старше ее и более мудрый подошел к ней и спросил:
— Как же так, Тереза? Ты же любила этого человека? Как же ты могла забыть про него?
Эти, прозвучавшие в голове, слова, обида на саму себя, ощущение полного одиночества, непонимание того, что делать дальше и, вместе с тем, облегчение, что это ужасное происшествие ушло в прошлое, заставили Терезу сделать то, что сделать надо было давно. Тереза расплакалась. Слезы лились из ее глаз, она размазывала их по щекам и чувствовала, что становиться немного легче, а мысли становятся яснее.
— Боже мой! — вслух воскликнула Тереза.
Может быть, Энтони, также как она, вернулся на «Ливерпуль»? Ведь он говорил, что они просто поговорят с этим пожилым местным чиновником. Может быть, все не так страшно, как она себе надумала?
Она платочком быстро вытерла остатки слез, посмотрела на себя в зеркало, на немного припухшие от слез глаза и решительно направилась к каюте Деклера.
Три коротких и два длинных.
Как хорошо, что Энтони придумал этот условный стук! Теперь он точно знает, кто к нему пришел.
За дверью кто-то завозился, и сердце Терезы радостно забилось.
— Добрый день, мисс Одли, — на пороге стоял Генрих, воспитанник Деклера.
— А где мистер Деклер? — только и смогла вымолвить Тереза.
— Я думал …, - Генрих покраснел. — Я думал, что он с вами.
Человек готов обманывать себя бесконечно, пока кто-то насильно не откроет ему глаза и не прокричит в уши неприятную правду. Бросившись к каюте Деклера, Тереза была уже готова поверить, что все это ей привиделось и вскоре развеется, как дурной сон, стоит только на пороге каюты появиться Деклеру. Но он не появился. Это стало вещественным доказательством, что весь этот ужас и правда произошел с ней.
— А что случилось? Где мистер Деклер? — спросил Генрих.
— Он…, - начала Тереза, но поняла, что слезы снова подступают к ее глазам и бросилась прочь, в свою каюту. Рыдать, как известно, лучше всего в одиночестве.
Сцена 11
Время лечит. Пять дней плавания от Коломбо до Адена — этого много. За это время Тереза успела и нарыдаться, и успокоиться, и снова поплакать. А потом она убедила себя, что Деклер просто опоздал на «Ливерпуль». Это было не совсем логично. Ведь, если у ее спутника был просто разговор с пузатым местным чиновником, то у него должно было остаться много времени, чтобы вернуться на корабль до его отправления. А если это был не совсем разговор… Нет, так не может быть… Не должно… Тереза просто запретила себе думать о том, что могло бы случиться с Энтони, если это был совсем не разговор.
Таким образом, Тереза решила считать, что Деклер просто опоздал на «Ливерпуль». Тогда он сможет воспользоваться другим транспортом. Той же «Пруссией», которая выходила из Сингапура на два дня позже «Ливерпуля». А значит, она просто подождет в Адене два, нет, лучше три дня. Энтони вернется и все будет, как прежде. План был хорош, но почему тогда слезы опять просятся наружу. И не у кого спросить совета, что делать? Не к капитану Моррисону же идти!
Тереза достала из чемодана томик романа Жорж Санд. Открыла первую страницу, с которой на нее вновь смотрела знаменитая писательница. На ней было темное платье, а ее волосы были уложены в красивую прическу.