На 127-й странице. Часть 3
Шрифт:
Сам пароход ничем не отличался от тех, что ранее доводилось видеть Терезе. Черный корпус, ряд иллюминаторов по борту, две мачты и одинокая черная же труба, немного смещенная к корме. Из восточного колорита на корабле были надпись арабской вязью на борту, что, наверное, означало название судна, да красный флаг со звездой и полумесяцем на мачте. Тереза по спущенному трапу поднялась на корабль. За ней нес ее чемоданы хмурый извозчик. Поднявшись на борт, Тереза немного растерялась. Вчера она приобрела билет не до Порт Саида, а сразу до Бриндизи, когда выяснилось, что «Гайрет» по пути в Константинополь будет заходить
— Бриндизи, — все же нашлась она, справедливо решив, что более длинную фразу матрос может не понять.
Но все обошлось. Вахтенный кликнул другого матроса, что-то сказал ему. Тот что-то сказал в ответ и собрался перехватить чемоданы у извозчика, но тот чемоданы не отдавал.
«Требует платы,» — поняла Тереза. Она достала из сумочки сохранившийся у нее с Гонконга шиллинг и вручила его извозчику. Тот что-то начал ворчать, но уже не стал сопротивляться, когда матрос подхватил вещи журналистки.
К каюте, как и ожидала Тереза, пришлось спуститься по лестнице внутрь корабля. Лестница оказалась крутой, но сопровождавший ее матрос легко и быстро слетел по ступенькам вниз, словно и не был нагружен вещами, а потом быстро поднялся вновь и протянул руку Терезе. Вдобавок он еще и широко улыбался. За два дня в Адене она уже позабыла, что так могут улыбаться совершенно незнакомые люди. Эта улыбка турецкого матроса как-то воодушевила ее и обнадежила. Даже скромная каюта, которая явно проигрывала даже каюте «Ливерпуля», не смогла разрушить этот положительный настрой.
«Теперь все будет хорошо. Все будет хорошо,» — подумала она.
Тереза засунула чемоданы под кровать, закрыла каюту на ключ, который вручил ей матрос, и поднялась на палубу. Это и было ее компромиссом — ожидать «Пруссию» на корабле. Она нашла тихое место на носу судна, где были расставлены шезлонги, открыла книгу своей любимой писательницы и стала ждать.
Это было немного наивно. «Пруссия» могла прийти через час и через два, но Тереза не могла по-другому. Это было ее оправдание, словно мучительным ожиданием она могла искупить свое маленькое как-бы предательство. Она уже не рисовала, как раньше, в голове картинку того, как она радостно встретит Энтони, сходящего с палубы «Пруссии», как они радостно будут улыбаться друг другу. Она просто ждала.
Ей повезло. Тереза не успела прочесть и десяток страниц, как в бухту стал заходить серый с черными трубами пароход. Это мог быть, какой-нибудь другой корабль, не «Пруссия». Но сердце Терезы бешено забилось. Пароход медленно двигался и остановился посреди бухты. Какое-то время ничего не происходило, потом к нему подошел небольшой паровой катер, подхватил брошенный канат и потащил вновь пришедший трансторт к пристани.
Тереза не заметила, как поднялась с шезлонга, подошла к борту и с силой схватилась за поручни. Серый гигант проплывал мимо нее, а на его борту черной краской сияло ««Pruessen». Так Тереза простояла около часа. Стоянка прусского пассажирского лайнера оказалась рядом с «Гайрет». С ее борта сошло несколько человек, но ни в одном журналистка не узнала Деклера.
— Он не вернулся? — кто-то, подошедший сзади, спросил ее.
— Нет, — рассеяно ответила Тереза и только после этого обернулась.
Рядом с ней стоял Марко Штейнер.
— Это вы? — удивилась Тереза. — Но у вас же дела в Адене.
— Как я уже рассказывал вам, мисс Одли, — ответил Штейнер. — Торговый партнер меня подвел, и я потерял надежду его дождаться. Мне пора вернуться домой, пока мои пациенты не забыли меня и не перебежали к другим докторам.
— А как же опиум? — спросила журналистка.
— Куплю на месте. Дороже, конечно, но зато не потеряю клиентов, — улыбнулся миланский доктор. — А проплыть какую-то часть пути с такой замечательной попутчицей как вы — это просто чудо.
— Понятно, — сказала Тереза и вновь перевела взгляд на «Пруссию». Та стояла неподвижно. Те немногие пассажиры, пунктом назначения которых был Аден, уже сошли, и пристань рядом с кораблем была пуста. Потом она снова обернулась к Штейнеру.
— Извините, мне нужно вернуться в каюту, — сказала она. — «Не хватало еще расплакаться прямо перед этим вечно улыбающимся доктором».
Тереза покинула палубу и не видела, что в бухту стал заходить еще один корабль. На этот раз это был уже не какой-нибудь «купец» или пакетбот, а настоящий британский военный крейсер, капитан которого очень хорошо считал деньги.
Сцена 18
«Все становится только хуже,» — думала Тереза в первое свое утро на «Гайрет». Никакой ванны, как на «Пасифике» или дамской комнаты, как на «Ливерпуле» — на этом турецком корабле не было. Ночная ваза, тазик и ведро с водой — вот и все удобства. Да, что там говорить, в каюте не было даже зеркала. Приходилось ловить свое отражение в стекле иллюминатора, чтобы уложить расчесанные волосы. Но хуже всего было отношение обслуги. Тереза еще лежала в постели, как услышала, что повернулся ключ в замке, и в комнату зашел турок-матрос. Ничуть не смущаясь, на ломанном английском, он предложил выбрать блюда на завтрак.
«Как он это себе представлял?» — думала Тереза, когда стюард ушел. — «Я должна была в ночной сорочке подняться с постели, подойти к нему и посмотреть, что у него там написано на листке? Или же, наоборот, попросить его подойти поближе, присесть на кровать и уже в таком положении разбираться с завтраком!»
Ни первый вариант, ни второй Терезе не подходили, поэтому она сказала, чтобы принесли омлет и кофе. Когда матрос ушел, она вскочила и повернула ключ в замке, но потом вспомнила, что она точно также поворачивала ключ, ложась спасть, и села на кровать в растерянности. Что же делать?
Впрочем, в следующий раз стюард уже стучал в дверь. Но была ли эта проснувшаяся вежливость или у него были просто заняты руки подносом с едой, Тереза не знала.
Обо всем этом она рассказала Марко Штейнеру. Тот проявил свойственный для цивилизованного человека такт и не стал говорить, что Тереза сама выбрала такой транспорт, что надо было быть внимательнее и что лучше было бы подождать другого парохода. Вместо чтения нотаций миланский доктор извинился, ушел в свою каюту и вернулся с двумя небольшими деревяшками.