На берегах тумана
Шрифт:
— Долгие беседы сейчас не ко времени, — это охотник решил помочь мнущемуся Лефу. — Пока мы тут сидим да отмахиваемся языками, в Обитель могли забраться новые серые. Кому-то надобно еще раз обшарить строение и сторожить лаз наружу. И камору с зельем.
— Не думаю, чтобы Истовые прислали новых, — сказала Гуфа.
— Ну и зря не думаешь, — отрезай Торк. — Этот вон, — кивок в сторону храпящего послушника, — говорит, будто кто-то должен прийти и сказать: поджигайте.
Ведунья пожала плечами:
— Поджигать-то
— А ежели тот, который придет, подожжет сам?! — Торк явно начал терять терпение. — Чего вы все будто вареные? На Старца своего надеетесь, что ли? Нашли себе охранителя...
— И на Старца тоже, — невозмутимо отвечала Гуфа.
Торк в возмущении оглянулся на Витязя, словно бы ждал от него поддержки. Но Витязь молчал. И Ларда молчала, она, оказывается, уже спала — сидя, привалившись к стене, постанывая и время от времени сильно вздрагивая всем телом, будто усталый щенок. Раха с Мыцей устроились уютнее — на ворохе старых шкур, сваленных между стеной и очагом.
Торк прихлопнул себя ладонями по коленям и поднялся,
— Пойду наверх, гляну, что там, — сказал он. — Небось, день уже. А потом спущусь в самый низ и буду сторожить лаз — если еще не поздно.
— Не поздно, — успокоила его Гуфа, но охотник только оскалился в ответ и торопливо ушел.
Старуха проводила его насмешливым взглядом, потом повернулась к Нурду:
— Зря он, уж ты растолкуй ему. Если чужой объявится, я его сразу почую. Теперь-то, при тростинке... То есть дубинке...
— Дубинка дубинкой, а сторожить лаз тоже не лишнее, — сказал Нурд. — Даже если почуешь ты пришлого, то, пока мы отсюда вниз добежим, он успеет натворить чего только захочет.
Гуфа, похоже, была другого мнения, однако спорить не стала. А Нурд, помолчав, вздохнул:
— Вот если б нам суметь как-нибудь испортить проклятое зелье...
Леф наконец решился разлепить губы.
— Порох боится воды, — сказал он.
— Что боится? — обернулся Нурд.
— Ну зелье это.
Несколько мгновений Витязь раздумывал, потом с сожалением покачал головой:
— Не выйдет. Воды там поблизости нет, да и упаковано зелье хорошо — в кожаные мешки.
— Не выйдет, говоришь? — прищурилась Гуфа. — Ты, Нурд, зря это сказал, не подумавши. Раз воды боится, значит, поддастся водяному заклятию. И пускай тогда поджигают...
Старуха встала, потянулась до хруста, заговорила опять:
— Давайте так: сейчас Торк воротится и, ежели, конечно, не передумал, — пускай впрямь идет вниз, следить. А мы малость поспим и тоже пойдем: ты, Нурд, да я, да, может, Леф еще с нами. Я наложу заклятие на камору с зельем и на лаз — непроходимость для злых...
— У тебя на землянку было наложено против злых, — сказал Нурд. — Сильно помогло? Ведовство ведовством,
Гуфа хихикнула — наверное, представила себе попытку не допустить Ларду к охране лаза.
— А что до заклятий... — Нурд тоже встал и подошел к Гуфе. — Ты теперь можешь сделать мне глаза такими, как раньше?
— Могу.
— Только знаешь, ты мне один глаз сделай как раньше, а второй пусть остается теперешним. Ну что, Леф...
Он, наверное, хотел предложить Лефу поспать, но не успел. В зал вошел Торк, и по его лицу сразу стало понятно: что-то случилось. Будто не замечая вопросительных взглядов, охотник направился к корчаге, зачерпнул пригоршней, напился и растер по лицу остатки. Потом уселся возле очага и принялся кидать на тлеющие угли всякий горючий мусор. Некоторое время Витязь, Гуфа и Леф озадаченно поглядывали то на него, то друг на друга. Наконец Нурд не выдержал:
— Ну?
— Исчадие, — сказал Торк и опять замолчал.
— Ну, — снова подстегнул его Витязь.
— Исчадие, говорю, пробежало. Охотник опять примолк, потом уточнил:— Внизу.
— Понимаю, что не по кровле. — Нурд уже еле сдерживался.
— Странное, говорю, исчадие пробежало. — Торк бросил на угли кусок корья и внимательно следил, как оно корчится, разгораясь. — Мелкое, из нестрашных, а на хвосте — тарахтелка с искрами.
— Что?!
— Тарахтелка с искрами — глухой, что ли? Шар такой, вроде ореха с два твоих кулака. Трещит и плюется огнем.
И опять молчанка. Лишь после третьего «ну!» Торк соблаговолил вновь зашевелить языком.
— Оно побежало дальше, туда, где послушники затеяли строить. Там почти никого не было — двое-трое, да и те еле шевелились. А когда это, с тарахтелкой, выскочило — так и сгинули. Хуже, чем от бешеного, право слово. А когда оно пробегало мимо Обители... Вот аккурат возле выхода из подземного лаза...
Ясно было, что Торк сейчас сызнова замолчит, и Нурд заранее сунулся со своим «ну!». Охотник разозлился.
— Что я тебе, вьючное?! — вскинулся он. — Занукал, как на скотину! Хвост у него оторвался, вот тебе и все ну!
— Как оторвался?!
— Да так! Сходи сам погляди — сейчас день уже, хорошо видать аж до ущельной узости. Оторвался, говорю, хвост, и все тут. Полежал, цветными огнями полыхал, а потом раскололся на манер ореха. Так и лежит. А исчадие без него убежало в ущелье.
— Опять, значит... — вырвалось у Лефа. Видя обращенные к нему выжидательные взгляды, парень объяснил:
— Вечером такое распугало послушнических работников. Мы с родителем видели. Только у того от хвоста не отрывалось.