На берегах Южного Буга. Подвиг винницкого подполья
Шрифт:
От автора
О Великой Отечественной войне написано уже много книг, но едва ли настанет такое время, когда эта тема будет исчерпана или покажется устаревшей. Эта война показала невиданные в истории примеры массового героизма. Мы говорим сейчас: город-герой, народ-герой, – и литература о войне, художественная летопись войны становится характеристикой самого народа, выражая главные черты его облика.
Нет, не оскудеют и не остынут для художника горячие источники этой темы, не пройдет с годами, а лишь усилится интерес к ней в широкой читательской аудитории. Я вижу, с какой жадностью расхватывает книги о минувшей войне новое поколение читателей – те, кто еще не помнит себя в сорок первом году; для многих из них первой самостоятельно прочитанной книгой была «Молодая гвардия».
И я верю,
Моя задача скромнее. Мне пришлось быть свидетелем и участником патриотической борьбы советских людей на оккупированной территории, в тылу врага. Летом 1943 года наш партизанский отряд, действовавший в лесах Западной Украины, в районе города Ровно, по заданиям, получаемым непосредственно из Москвы, установил связь с коммунистическим подпольем в Виннице. К тому времени это была уже сильная, многочисленная, широко разветвленная организация советских патриотов. Она работала в условиях особо суровых и опасных, бок о бок со ставкой Гитлера, в обстановке свирепейшего фашистского террора, потерпела ряд жестоких провалов, теряя десятки своих членов, в том числе и руководителей, но из всех этих испытаний выходила еще более крепкой и боеспособной. Чем ближе мы знакомились, чем теснее соприкасались с винницким подпольем, – с момента установления связи оно стало действовать в постоянном контакте с нашим отрядом, – тем большим уважением проникались к его участникам. Простые советские ЛЮДИ – мужчины и женщины, старики и молодежь, даже дети; люди разной судьбы, разного культурного уровня, различных национальностей, – все они были спаяны одним общим интересом, общим стремлением помочь скорейшему освобождению родной советской земли, и это стремление они безоговорочно поставили выше собственной жизни. Никто не мог обязать их делать то, что они делали, – никто и ничто, кроме веления сердца. Предоставленный сам себе, оставшись наедине со своей совестью, каждый из них сделал для себя именно этот выбор, – какова же сила советского патриотизма, как высоко поднимает он человека!
О делах и днях винницкого подполья я и хочу рассказать в этой книге.
Материалом для нее послужили подлинные документы, относящиеся к деятельности подпольных групп, их отчеты, многочисленные воспоминания очевидцев и участников, с которыми я связан и личным общением, и перепиской. Книга задумана как документальная, и хотя большинство фамилий мне пришлось изменить, прототипы моих героев – люди, ныне здравствующие, – могут быть без труда узнаны, потому что в главном – в воспроизведении их характеров и поступков, в изображении событий – я старался как можно точнее следовать подлинным фактам. В то же время эта повесть не есть история винницкого подполья: далеко не все события нашли в ней свое отражение, далеко не обо всех людях, даже не о всех подпольных группах, действовавших в Виннице и ее окрестностях, удалось мне написать; тем более не удалось осветить жизнь винницких партизанских отрядов, которая заслуживает, конечно, многих и многих страниц, а скорее всего – самостоятельной книги. Для того чтобы уложиться в рамки литературного повествования, приходилось жертвовать многими интересными фактами, а главное – неумолимо сокращать и сокращать число действующих лиц. На самом деле их было гораздо больше, чем в этой книге, и среди них были замечательные люди, о которых хотелось иногда хотя бы просто упомянуть, чтобы воздать должное их заслугам, но, к сожалению, и тут пришлось придерживаться границ.
Те герои винницкого подполья, кого нет в живых, выступают в книге под своими подлинными именами. Эти люди – в большинстве совсем молодые – погибли в борьбе за свободу и счастье Отечества. Их подвиг не должен быть забыт. И мне хотелось, друзья, чтобы, прочитав и отложив эту книгу, вы не расстались с Ларисой Ратушной и Иваном Бадаевым, Виктором Даниловым и Борисом Крыжевым, с Володей Соболевым и Ваней Дидковским; чтобы они вошли в вашу жизнь и стали ее частичкой; чтобы память о них будила в вас те же высокие чувства, какие вели этих людей на борьбу и самопожертвование во имя Родины.
«…И после каждого из таких ударов воочию видно было, как несокрушима партия. Падал боец. И если его не мог заменить один, на его место становились двое, трое…»
Часть первая
1941 год, весна
Здравствуй,
Итак, ты уже в Виннице. Как же я тебе завидую! Как бы я сейчас хотела быть дома!.. Вот всегда так получается: останешься на зимние каникулы, а потом места себе не находишь. Только смотри, об этом ни слова никому.
Особенно не проговорись при моей маме (ведь ты зайдешь к ней). Она и так переживает из-за меня.
Переписываешься ли ты с Володей Кулягиным? Я вообще пишу ему довольно часто, но в последнее время боюсь просто садиться за письмо. Со мной случилась непонятная вещь: я потеряла «чувство меры». Раньше я спокойно писала письма и могла быть уверена, что ничего лишнего не напишу. А сейчас – как бы не так! Приходится думать над каждым словом – можно его написать или нет. Боюсь только, что когда-нибудь, под настроение, напишу ему глупое письмо, и потом будет неприятно мне, да и ему. Так и не знаю, что делать, чем «лечиться».
Да, я забыла даже спросить: как ты окончила зимнюю сессию? Конечно, со стипендией?
А у меня чуть не вышел полный завал. Проклятая дифференциалка – будь она неладна! – чуть меня не угробила. До чего же я ее ненавижу! Спасло меня только то, что у нашего профессора было замечательное настроение и поэтому ему захотелось поделиться со мной своими знаниями. Так что фактически спрашивал не он меня, а я его.
Вообще, у нас в МГУ на экзаменах бывает столько смешных историй! А у вас в Киеве?.. Рассказывают об одном нашем студенте, который сдавал высшую алгебру десять раз и, завалив, пошел сдавать в одиннадцатый. Вопрос ему попался довольно сложный – теорема о том, что всякая рациональная функция имеет корень. Парень ни слова не знает. Думал, думал и, наконец, «формулирует» теорему: «Если уравнение дано – корень есть». Об этой формулировке знает весь университет, и она передается из поколения в поколение, хотя парень тот учился в то благословенное время, когда можно было хоть по двадцать раз сдавать.
Сейчас уже все беды позади, и я всерьез занялась лыжами. Правда, погода в последние дни отвратительная – мороз с туманом, – но все же кататься можно. Сейчас каждый день кроссы. Знаешь, я составляю список обязательных вещей, которыми я обзаведусь, как только будут деньги. И на первом месте там лыжи. Это, как говорят девочки, мой очередной психоз. Они, видишь ли, не понимают, как это можно ради какого-то глупого принципа не считаться ни с погодой, ни с чем. Ну что поделаешь с ними? Я поступаю просто: плюю на все это с парашютной высоты. Как видишь, кровь парашютиста еще дает себя чувствовать. Эх, Мурка, досада берет, закрыли для девчат доступ в осоавиахимовские школы! Что делать, не знаю. Квалификация пропадает!
Меня опять начали изводить музыкой. Сегодня патефон весь день дребезжит. Но я запаслась терпением и слушаю молча.
Мурик, а теперь мне требуется твой совет. Что мне делать? Есть один парень, с которым мы вместе занимались в парашютной школе. У нас были хорошие отношения, которые и сейчас сохранились. Он часто заходит ко мне, рассказывает очень многое, вообще, мы были хорошими товарищами. И вот вчера девчонки мне заявили официально: «Шурка в тебя влюбился». Я не знаю, так ли это, но во всяком случае теперь мне как-то неприятно его видеть. Я не знаю, как проверить, правы ли девушки. Спросить его, ты сама понимаешь, нельзя, и я прямо не знаю, что делать. Раньше я совершенно спокойно болтала с ним, а теперь мне все время кажется, что он может понять мои слова как намек на что-либо, и у меня просто язык отнимается. Обманывать его я не хочу ни в коем случае. Но что же мне делать, если я уважаю его, но не больше? Да я и не знаю точно, правда ли это, может быть, только выдумки наших девчат? Они, как дурочки, везде любовь видят. Не все, конечно, но многие.
Эх, черт, Маринка, почему ты сейчас не в Москве? Ты мне просто позарез нужна.
Пиши, как живешь, как чувствуют себя твои, как поживают винничане.
Привет всем, всем! Целую миллион раз.
Мама, мамусенька, родная, не сердись на свою непутевую дочь, пойми: иногда просто-напросто невозможно усадить себя за письмо. И время, кажется, есть, и понимаешь, что надо написать, – а не можешь. Откладываешь на завтра, а завтра какой-нибудь лыжный поход или еще что-то. Спохватишься – ужас, целых две недели не писала… Ты права: надо быть более собранной, не такой расхлябанной. Я постараюсь, мамочка.