На берегу Севана (др. изд.)
Шрифт:
Комсомольцы горячо поддержали предложение юных натуралистов. Лишь Артуш, одноклассник Камо, остался недоволен. Он не решился выступить на собрании, но выразил свое негодование потом, когда оно кончилось.
— Разве среди нас нет никого с головой? Почему нас вздумал учить какой-то мальчишка из Еревана? — возмущался он.
Камо, действительно, приехал из Еревана. Мать его, дочь Асатура, вышла замуж за ереванца и жила в городе. Когда началась война и отец Камо ушел на фронт, мать, взяв сына, вернулась в родное село Личк. Здесь ее встретили как свою, и она работала
Самсону в селе понравилось. Баграт уговорил его, хорошего мастера-механика, остаться в селе хотя бы на время, пока Камо окончит школу, — привести в порядок кузницу и отремонтировать сельскохозяйственные машины и инвентарь. Самсон согласился.
— Ну что ж, — сказал он, — останусь и буду работать с вами. А кончит Камо школу — повезу его в Ереван, в университет.
Камо учился хорошо, нравился товарищам, его выбрали секретарем комсомольской организации. Но успехи Камо в школе и популярность среди товарищей раздражали Артуша. Он был уверен, что, не учись у них Камо, секретарем выбрали бы его, Артуша. И его грызла нехорошая зависть.
Попытки Камо образумить Артуша и установить с ним добрые отношения пока не удавались.
Поход за клушками
— Ох, уж эта Асмик! Что нам делать с нею, дедушка Асатур? — добродушно ворчала тетя Анаид. — В прошлом году одна курица всего девять уточек вывела, а сколько же это теперь наседок понадобится?… Что-то много ты задумала птенцов выводить.
— Не беспокойся, мама, наседок мы найдем. Вот и дедушка Асатур одну даст, он пообещал. Правда, дедушка?
— Правда, правда, как на такое дело не откликнуться!… Обязательно у моей старухи наседку отнимем. И к другим в курятники заберемся: сейчас в каждом доме куры клохчут. А где же твой прошлогодний выводок, внучка? Цел? Покажи-ка, что там за диковинка!
— Но, дедушка Асатур, как же я тебе их покажу? Они целый день на речке плавают. Если увидишь мраморных — значит, наши, таких ни у кого нет… Дедушка, помоги наседок достать! Тебя любят в селе, тебе не откажут… Все поверят, — упрашивала деда Асмик.
— Ну, пойдем, внучка, пойдем, — согласился дед. — Пойдем сначала к моей старухе.
Асмик, сияя, пошла за дедом.
— Старуха, у тебя, я знаю, одна из кур клохчет. Одолжи-ка ее этой девочке, — сказал дед жене, входя к себе во двор.
Старуха Наргиз опешила. «Зачем?» — говорил ее взгляд. Асмик показала ей крупное яйцо и сказала:
— Это яйцо дикой гусыни, бабушка. Мы подложим яйца под наседку — выйдут птенцы, пушистые, желтенькие…
— О-о-ох, ослепнуть мне! Кто же видел, чтобы яйца диких птиц под курицу клали? Новости какие! — И старуха перекрестилась.
Дед Асатур покачал головой:
— Ну, открестилась? Теперь бояться нечего — тащи наседку.
— Да
— Ну-ну, не ворчи, — говорил дед, — кур у тебя, слава богу, много — не одна, так другая наседка найдется.
— Бабушка, если у вас еще курица заклохчет, я вам яиц водяной черной курочки принесу, — сказала Асмик.
Старуха смягчилась и пошла за курицей. Асмик помогла ей поймать клушку и стояла, прижимая ее к груди, довольная и гордая.
— Старушка моя милая, молодежь наша мир чудесами наполняет. На то они комсомолом и зовутся, век им жить!… И эти, пионеры, тоже все, что захотят, сделают. Поверь, сделают… Если живых наседок не достанут, под железную яйца положат, — говорил в это время дед Асатур.
Первая добытая наседка помогла делу. Согласилась дать школьникам наседку жена Арама Михайловича. Пришли они и к матери Грикора. Она заворчала было, но Грикор, как всегда, сумел рассмешить и умилостивить мать.
— Нани-джан [Нани-джан — мамочка милая], — сказал он нежным голосом, — я тебе целый полк птенцов приведу вместе с курицей. Дай, не бойся!
— И-и, шалый, станешь ли ты когда-нибудь таким, как Армен? — засмеялась она и открыла дверь курятника,
— Профессором?
— Путным, умным…
— Стану, стану! Время терпит. Тише едешь — дальше будешь. Куда ты торопишься? — И, выхватив курицу из рук матери, Грикор убежал.
Большой шум подняла тетка Сонб, мать Сэто. К ней ребята за наседкой и не обращались, но Сонб сочла необходимым вмешаться. Стоя на плоской крыше своего дома, она, размахивая руками, кричала:
— Я таким сорванцам, как вы, курицы не дам, не дам!…
Грикор сделал попытку утихомирить ее:
— Мы, тетка Сонб, ферму устраиваем. Понимаешь, ферму! От гусей и уток отбоя не будет… Тетка Ашхен, — обратился он к одной из женщин, — дай нам наседку дней на двадцать пять. Половину выводка подарим тебе.
— Ты дурной, станет дикая птица ждать, пока ты соберешься ее дарить! — вмешался вышедший на шум Сэто.
Дело осложнялось. Но тут неожиданно загремел бас деда Асатура.
— Эй, Ашхен, Астхик!… Эй, бабы, девушки, несите-ка все, у кого есть, по наседке, дайте этим ребятам! Назад от меня получите. Живей, живей! Что рты разинули? — по-хозяйски командовал он.
В селе старого охотника уважали. В трудные минуты он всегда соседу на помощь придет, всегда добрый, гостеприимный. Не было в селе человека, который не попробовал бы его охотничьей добычи.
— Ну, раз дед Асатур говорит, значит, есть какой-то толк в этом деле, — сказала Ашхен и пошла за курицей.
Одна Сонб продолжала шуметь на своей крыше:
— О бороде своей забыл, в детство впал!
— Эй, дочь Ато! — погрозил ей старик. — Не слышу я, что ты там мелешь, да по лицу вижу — худое. Недоброго ты рода… Погляди-ка, какие матери у этих ребят, не то что ты… Их дети и в школе первыми, и ферму вот устраивают. Ты бы лучше не бубнила, а сыном занялась, в люди вывела, человеком сделала, а то только по горам он у тебя и лазит…