На берегу Севана (др. изд.)
Шрифт:
Грикор, смеясь, помахал рукой столпившимся внизу колхозникам и, подпрыгивая на одной ноге, бросился догонять товарищей, уже спускавшихся по узкой, затерявшейся среди расщелин скалы тропке.
— Ох, уж этот Грикор! — сказал кто-то внизу. — Мир еще никогда не видел такого болтуна и насмешника, такого…
Но тут и в самом деле дрогнули и качнулись Черные скалы. Оглушительный взрыв потряс воздух. Рыжее облако дыма сказочным драконом-вишапом выползло из «Врат ада» и мглистой тенью закрыло солнце. И вдруг с грохотом, громом, звоном ринулась в ущелье вода…
Вырвалась
Непередаваемый восторг охватил колхозников. В первое мгновение они словно лишились дара речи и безмолвно, горящими глазами смотрели на дорожку, внезапно возникшую на черном фоне скалы — живую, бурливую, в серебряном кружеве пены… Затем молчание нарушилось громовым «ура». В воздух полетели шапки. Люди опускались на колени, припадали, к воде, прикасались к ней, словно целуя губами…
Яростно лаял на падавшую в ущелье воду Чамбар. То ли радость свою выражал он, то ли удивление — ведь совсемсовсем еще недавно бегал он здесь по сухим и острым камням!
Неожиданно на краю пещеры появилась фигура с ломом в руке. Снизу она казалась совсем маленькой. Это был Камо. Он стоял на каменном выступе, в самом уголке гладкой каменной «губы», которая впервые рассказала Армену и Араму Михайловичу о когда-то, века назад, стекавшем отсюда водном потоке.
Лицо мальчика сияло.
< image l:href="#"/>С чувством глубокого удовлетворения смотрел он на холодные струи освобожденной им и его товарищами воды, и сердце его было полно беграничного счастья.
Из глаз Камо текли слезы, но он не замечал их: это были слезы радости, большой, неизъяснимой.
Товарищи, колхозники махали ему шапками, что-то кричали восторженно, а его пегая лошадка, привязанная к разбитому молнией дубу, била копытами, ржала и вздрагивала от падавших на нее холодных брызг воды.
Когда Камо сошел вниз, его встретили и обняли сначала родители, потом товарищи, колхозники. Расчувствовался и поцеловал его и суровый обычно председатель колхоза. Его сегодня нельзя было узнать — так он сиял.
Вышел вперед и горячо обнял своего отважного внука и старый охотник, дед Дсатур. Бороду свою он, как всегда, свернул и уложил за пазуху. Положив руку на рукоять длинного кинжала, дед обернулся к колхозникам и сказал:
— Вот оно как, люди… Выходит так, что никакого ада не Гыло и нет. Наши внуки умнее дедов оказались… Где ты, кум Мукел? Вышел бы ты из могилы да поглядел, что нашла наша молодежь в твоем «аде», что получил народ!…
Но деда почти никто уже и не слушал. Все лихорадочно работали, освобождая дорогу воде. Звенели заступы; из-под кирок, пробивших каменистую почву, летели искры…
Выбежав из ущелья, водный поток, направляемый колхозниками, подступил к старому устью канала, начинавшегося
Вода растекалась по полям и уходила в почву, тихо и мелодично журча. У корней растений вздувались и с еле слышным треском лопались крошечные воздушные пузырьки. Казалось, шепчет что-то оживающая земля и сладко-сладко вздыхает: «О-ох… о-ох… о-ох… Еще… еще…»
По небольшому ответвлению канала добежала вода и до самого села, влилась в высохшее русло ручья, а затем наполнила и пруд, вырытый пионерами.
Асмик пришла в неописуемый восторг. Она помчалась на ферму, открыла ворота и погнала к пруду своих захиревших питомцев. Гуси, утки, лысухи, шумно хлопая крыльями, бросились в воду. Их радостное гоготанье и крики весь день стояли над селом. Ожили не только птенцы, но и ослабевшие пчелы. Они вылетели из ульев и понеслись в поля.
Радостно, шумно было в этот день в селе Личк. Не принимал участия в общем веселье только один «водяной», века подряд пугавший крестьян своим грозным ревом. Он вдруг умолк, и, как ни странно, никто в селе и не заметил этого.
…Вечером на сельской площади собрался митинг, посвященный радостному событию. Героями дня были, конечно, юные натуралисты — Камо, Армен и их товарищи.
Арам Михайлович, приветствуя их от имени партийной организации, сказал:
— Имея таких детей, как вы, наша великая Советская страна всегда будет победительницей!
Почему умолк «водяной»
Если встать на восточном берегу Севана спиной к озеру и взглянуть на поля села Личк, может показаться, что там, колеблемое нежным горным ветерком, мягко волнуется другое, золотистое озеро — озеро пышно разросшейся пшеницы.
Комбайны с приятным хрустом срезают и обмолачивают колосья.
Когда бригадир Овсеп поднимает вверх руку и говорит: «Гоп!…» — это значит, что «амбар» комбайна полон и его нужно опорожнить. Подходит автомашина, забирает золотое зерно и отвозит его в колхозное хранилище.
После одной из таких погрузок Сэто и Артуш подошли к бригадиру Овсепу.
— Позволь мне и Артушу, — сказал Сэто, — пойти в село, нас вызывает секретарь комсомола.
— Какой секретарь? — нахмурился Овсеп.
— Секретарь нашей организации, комсомольской, — Камо.
Лицо Овсепа прояснилось:
— Камо? Ну, идите, раз Камо зовет — он без дела от работы не оторвет. Что-нибудь важное…
На террасе у Камо собрались юные натуралисты села Личк. Когда к ним присоединились Сэто и Артуш, Камо сказал:
— Ну, теперь все в сборе, мй только вас и ждали. Нам сегодня придется решить важный вопрос: почему умолк водяной озера Гилли.
— А ведь и в самом деле, — удивился Артуш, — его что-то совсем не слышно…