На благо лошадей. Очерки иппические
Шрифт:
Американцы предлагали за Бедуина огромные деньги. Россия была тогда единодушно признана по коневодству первой страной мира.
– Перед вами, господа, – говорю я, рекомендуя очередного жеребенка, – потомок резвейших орловских рысаков. Сила, выносливость, резвость у него в крови. О породности его внешних форм вам нечего и говорить. Вы имеете возможность убедиться собственными глазами.
Возможность, разумеется, имеют, однако вида не показывают: торг есть торг.
– Хорошо, – говорит Корольков, – мы пошутим: триста долларов!
Шутку принимают: одна за другой поднимаются таблички четыреста, пятьсот… До тысячи всякий набавляет по сто долларов,
– Кто больше?
В какой-то момент вдруг намечается заминка. Тут же звучит угрожающее:
– Осла…
Поднимаются таблички. И по мере того как цена идет вверх, невольно посматриваешь через окна на небо: будто там, в облаках, движутся верхами дед Курьянов, Григорий Коцарь, Димитрий Прокопьев, Курнанбай Мамбетов, а еще выше послушный мастерскому посылу Ефима Иванова летит вороной Бедуин.
Лошадь как лошадь
«Длинная, плотная шея, высокая, длинная и соразмерно широкая холка, также как и длинное, косое плечо, – суть важнейшие стати всякого рысака и скакуна».
Среди впечатлений конного мира одно держится у меня в памяти особо и прочно.
Поехали покупать лошадь. Дело получилось так. В «Лесных полянах» под Москвой, в совхозе историческом – самом первом, была племенная конеферма. Рысаки «Лесных полян» с удачей бегали на различных ипподромах. Но вот энтузиаст-тренер Алексей Белага скончался, совхоз принял с некоторых пор слишком специализированное направление, и ферма перестала существовать. Однажды, очутившись неподалеку от «Лесных полян», решил я туда заглянуть и узнать, не осталось ли лошадей Белаги. Ведь производителем у него стоял Гагач, победитель Всесоюзного приза, а главное, последний сын Гильдейца, то есть прямой отпрыск одной из самых ценных линий в нашем коневодстве.
Конюх на рабочей конюшне оказался любителем и сразу сказал:
– Есть одна кобылка трех лет от Гагача. И заниматься с ней совершенно некому. Ведь нам она не подходит.
Я рассказал об этом в Москве директору ипподрома. На другой же день он собрался ехать. Линия Гильдейца не шутка! Хотя директор сам был знатоком и купил за свою жизнь не одну сотню лошадей, на этот раз он пригласил с собой двух выдающихся наездников. Когда я прибыл к нему в кабинет, где чувствовался азарт от предстоящей поездки, знаменитые тренеры сидели в углу и толковали между собой, совершенно безучастные ко всему окружающему. Безучастность они сохранили и по пути, в машине, и столь же равнодушны остались они, когда мы достигли «Лесных полян» и стали смотреть лошадь. Наездники-то ее, собственно, и не смотрели. То есть не обращали на нее никакого внимания в том смысле, как я этого ожидал.
Мне очень хотелось видеть, как будут лазить в рот и проверять по зубам возраст, щупать ноги, пробовать на ходу и т. п. Нет, знаменитые мастера не только не стали делать этого, но даже вовсе не подошли к гнеденькой кобылке. Пока мы возились с ней, надевали недоуздок, выводили из денника во двор, они, как и в директорском кабинете, держались в стороне, продолжая свою беседу. Они даже повернулись ко всем нам спиной, и один, поковыривая носком сапога камешек, говорил что-то другому.
Директор расспрашивал конюха, а я все ждал,
– Можно заводить?
«Ведь приехали смотреть! – мелькнуло у меня. – Не смотревши заводить?»
– Да, ставьте на место, – последовал ответ.
Судьба кобылки была решена. Но когда, в какой момент? И только потом я понял: мастерство! «Видеть» спиной, чувствовать каждым мускулом, ловить любым нервом материал своего дела. Все открывается сразу, как у пушкинского Дон-Гуана: достаточно заметить хотя бы пятку:
Довольно… воображеньеВ минуту дорисует остальное…Все равно, с чего бы ни начать, «с бровей ли, с ног ли» – они не позировали, не манерничали, их простодушие не знало таких вещей. Просто случай был для них слишком очевиден. Уже по моим рассказам наездники составили впечатление, и им было достаточно мельком проверить его. У Пушкина же сказано: «Гений с одного взгляда постигает истину».
С того раза и начал я про себя копить наблюдения над механикой высокого профессионализма, который живет и развивается в нашем конном деле. Как Грошев бросался на Месяце с последнего места, как Вильям Флеминг, жуя резинку, сохранял выдержку до самого столба, как Петр Васильевич Гречкин делал в Финляндии свой посыл, как Гриценко ехал на удар на Кожуре, так ведь и писать, так ведь и жить хорошо бы! Секрет этого мастерства, в принципе единого для всех творческих сфер, одна из тех сил, что держат меня возле лошадей и среди конников.
Позвольте, скажут люди сведущие, пример ваш с кобылкой из «Лесных полян» совсем не характерен! Напротив, сколько происходит суеты вокруг лошади во время покупки. Разве что на вкус ее не пробуют, а всеми прочими путями лошадь обязательно испытают.
Согласен. Когда продавали мы лошадей в Англии, один покупатель имел обыкновение ложиться на землю во время выводки. Так, он считал, лучше видно! Конечно, смотрят и губы, и особенно ноги, проверяют на ходу. Случай в «Лесных полянах» был для мастеров слишком прост и ясен. Но в том и сказалось мастерство, опыт, что на простой случай не было потрачено сколько-нибудь лишних сил. Известно, «искусство начинается с чуть-чуть».
Мне же довелось быть свидетелем торга совсем в ином духе – кричали и суетились. Это приехал американский коневод Лоуренс Шеппард отбирать наших жеребят. Торговля лошадьми у нас только начиналась, и мы заинтересованы были, чтобы Шеппард не ошибся и выбрал действительно хороший товар. Заранее среди выставленных на продажу лошадей было намечено семь самых классных. Если бы гость ошибся, ему бы подсказали, кого следует взять.
Однако азарт есть азарт. Американца стали испытывать. Шутить. Советовать: «Вот хорошая лошадка, а вот еще!»
– Да, – отвечал матерый волк, – в самом деле неплохая, только я ее не возьму.
И, не подозревая ничего заранее, он выбрал ту самую семерку, которая была ему предназначена. «Знает лошадь», – решили про приезжего.
Знают лошадь среди лошадников немногие, как не все те, что садятся в седло или берутся за вожжи ездоки. Трофимыч, старый драгун, рассказывал, как бывало у них в кавалерийской школе. «Есть всадники?» – спрашивают офицеры у вахмистра. «Никак нет, пока что-то незаметно!» А все ездят, целый полк усвоил приемы и умеет управлять. Так и знание лошади.