На черной лестнице (сборник)
Шрифт:
Еще когда он спускался по небольшой, но крутой лестнице в зал, и я, и Владимир на него посмотрели, а потом невольно, отвлекаясь от разговора, следили за ним.
Мужчина прошаркал к бару, заказал стаканчик водки и два бутерброда с колбасой. Голос у него был обычный – мягкий, типично московский тенорок, – и от этого я успокоился: в первый момент, когда увидел его, уже прилично подпивший, решил, что это некто оттуда, куда мы с Володей всё собираемся, но никак не отправляемся. Вот устал слушать и пришел помочь. Стало жутко.
Но голос стер эту жуть, я продолжил излагать Володе свою мысль:
– Знаешь, я в
– Ну да, – кивнул Владимир. – И что?
– Что?! А смысл страданий какой? Смысл, а?
– Да никакого, наверно.
– Вот и я про то же. Для самоукрепления, чтоб силы жить были, выдумывают тот свет, царство небесное, прочую лабуду, а на самом деле…
– Ты прав. – Владимир протянул для чоканья свой стаканчик. – Давай.
Мы выпили теплой горькой водки. Я шумно выдохнул, помотал головой, обвел взглядом зальчик «Второго дыхания». «Вот она, наша могила». И сказал вслух:
– По большому счету, Вов, мы свою миссию исполнили: в армии послужили, произвели по два гражданина России, так или иначе их обеспечили… Ты кредит за квартиру успел выплатить? – Володя кивнул. – И я тоже… В целом – оправдали свое пребывание. А остальное… Я не хочу больше мучиться, не хочу бегать и искать… Меня завтра выкинут из агентства, и куда проситься?
– Да никуда. Только в крестьяне.
– Туда – нет! Лучше в петлю. В Лосиноостровский парк, на ближайший сук…
Наши разговоры шли по кругу. Мы встречались три-четыре раза в неделю (почти каждый рабочий день) и говорили об одном и том же. Но это, как ни странно, не надоедало.
– Я устал. Я не вынесу, если меня попрут на улицу, – бубнил Владимир слезливо.
– И я! Я тоже… Куда мне? – отвечал я. – Пять лет учился на специалиста по рекламе, пятнадцать лет отработал, и хорошо отработал. Устраивал. И что? Одна дорога – на сук. Суици-ыд, – тихо запел-зарычал, – пусть будет легко-о!
– Да давай отравимся, – в который раз заспорил Володя. – Шесть таблеток всего. И там. А вешаться… Обмочишься, язык вылезет синий. Еще и столько всего обдумать успеешь, пока удушение длиться будет. Я тут в Интернете просматривал свидетельства выживших. Страшно. Зачем тебе?..
– А я хочу, чтоб страшно, – упрямился я. – Хочу подумать. Я ни разу в жизни ни о чем всерьез не подумал. Жил и жил. Школу закончил, в институт поступил. Случайно почти. Прочитал где-то, что за рекламой будущее – и решил. И – дальше по инерции, по общему плану. Женился даже не думая. Хорошая девушка, небедная, неистеричка, и… Тогда была неистеричка… Работал. Хорошо, считаю, работал, но ведь не думал. Не думал всерьез.
– Думать – вредно, – парировал Володя.
– За пять сек до черноты – полезно… Нет, не знаю, как ты, а я вешаюсь. Вот тебе клык: только меня официально увольняют в агентстве, беру веревку и еду в Лосиноостровский…
– А я глотаю колеса. Сегодня же куплю упаковку!
И мы подняли пластиковые стаканчики, чтобы закрепить свои обещания водкой.
– В тайгу вас надо с зажигалкой и перочинным ножиком, – раздалось от соседнего столика.
Мы обернулись.
Это сказал тот шаркающий мужчина. Сказал не раздраженно и зло, а как-то презрительно. Мы с Владимиром даже и не сразу нашлись, что ему ответить, хотя обычно быстро реагировали на хамство.
А мужчина, не спрашивая разрешения, переставил на наш столик стаканчик и бумажную тарелку с бутербродом. И добавил, несколько объясняя свое вторжение в нашу беседу:
– Я раньше таким же был. Читал всяких жизнененавистников… Шопенгауэра, Леонида Андреева. Тоже мечтал с собой покончить. Правда, у меня причина была более весомая – полное отвращение к жизни. Не то что у вас: маленькая напряженность на работе, и вы готовы. Я прав?
– Слушайте, – отозвался Владимир, – вас никто не звал. Мы с другом беседуем, это наше личное дело…
Мужчина приподнял руку:
– Секундочку. Разрешите, я коротко расскажу, а вы послушаете? Десять минут роли не сыграют, а может быть, вам полезно окажется. Если желаете, я водки возьму.
– Да мы сами в состоянии. – И я шагнул к барной стойке, купил двести граммов и самую дорогую во «Втором дыхании» закуску – две порции куриных грудок в панировке по шестьдесят шесть рублей…
– Игорь, – сказал мужчина, когда чокались; мы с Володей тоже, правда без охоты, представились.
Выпили по глотку, заели.
– Я без всяких прелюдий, – заговорил Игорь. – Услышал вот ваши слова и не смог промолчать. Может быть, действительно полезно вам будет… Мне пятьдесят два года, я по образованию архитектор, правда, никогда ничего не проектировал, да и желания не было. Так, поступил по совету родителей, отучился… Вообще все делал без желания. С ранней юности жить не хотелось.
– Понятно, – усмехнулся Владимир.
– Нет, это сложно понять… У любого желания должна быть причина, а у меня… – Мужчина покривил губы. – Виной этому была наша домашняя библиотека. Много старых книг. Ницше, Фрейд, Шопенгауэр, Селин… Как раз в мою юность издали Сартра. И все эти книги однозначно утверждали, что жить не стоит… Да, еще Есенин, конечно, Андреев – я их перечитывал раз по двадцать… У нас была интеллигентная семья, и мои родители принимали мое состояние за наличие большого ума. Но что такое ум? От ума должен быть толк, реализация. А что толку в том, что я сутками мог увлеченно… нет, это не увлечение было, что-то другое… сутками читал Ницше? Знал наизусть почти всего Есенина, из Андреева целые рассказы?.. Мда-а…
Видимо, почувствовав, что нам надоедает слушать его, мужчина спохватился:
– Коротко говоря, однажды мои сослуживцы утащили меня на Урал. Все тогда были туристами, сплавлялись по рекам, на горы лазали… Уговорили. Сутки на поезде от Москвы, там два дня пешком с привалами у костра и рыбалкой… Видимо, хотели помочь: видят, что человек в двадцать шесть лет в таком состоянии и не выходит из него, и потащили в поход. Сплавляться я категорически отказался, пошел пешком вниз по реке. Они должны были меня ждать… И по пути я заблудился, да так, что… – Игорь жестом предложил выпить; мы выпили. – У меня с собой был рюкзак с одеждой, к нему был привязан чайник, в карманах – бензиновая зажигалка, сигареты, перочинный нож… И семнадцать дней я бродил по тайге. Этих семнадцати дней мне хватило, чтобы полюбить жизнь.