На Дальнем Западе
Шрифт:
– Вооружимся терпением, будем ждать. Это единственное, что нам остается делать, друг! А кстати, где девочка?
– Индианка? Она забралась чуть ли не на самую верхушку!
– Ну, пускай и сидит там. Авось не свалится. Терпеть не могу этого индейского змееныша, но было бы неприятно сознавать, что на твоих глазах свиньи слопали ребенка!
Пока трапперы переговаривались, наступил рассвет. Мрак с каждой минутой заметно редел; теперь легко было можно разглядеть по крайней мере ближайшие окрестности дерева, на котором спаслись беглецы. И им было видно стадо пекари, действительно состоявшее из нескольких сотен животных.
Скоро в просветы между
При утреннем свете можно было хорошо рассмотреть врагов: пекари – несомненный родственник дикого кабана, некогда в изобилии водившегося в лесах Средней Европы животного, охота на которого в свое время считалась чрезвычайно опасной. Почти все пекари, перебегавшие с места на место у подножия кедра, отличались большими размерами. Их, по-видимому, привела в исступление смерть одного из членов их почтеннейшей компании. Они оглашали воздух свирепым хрюканьем. Не довольствуясь этим проявлением своего гнева и жажды мести, пекари буквально уничтожили в самый короткий срок все ближайшие молодые деревья, вырыв их острыми клыками из земли с корнями или перегрызая тонкие стволы.
Время от времени какая-нибудь группа пекари, словно сговорившись выразительным хрюканьем, яростно бросалась к подножию кедра, и их клыки впивались в кору дерева, отрывая огромные куски и дробя саму древесину.
Разумеется, это было довольно бесцельным занятием, так как ствол кедра был колоссальных размеров и мог выдержать натиск целого стада слонов.
Несколько успокоились пекари только тогда, когда вся кора с дерева на высоте по крайней мере одного метра от земли была словно срезана ножом. Потом пекари, не уходя на значительное расстояние от дерева, разбились на группы, которые усердно занялись серьезным делом разыскивания провизии для завтрака. В подходящем корме недостатка, естественно, не было. Разрывая копытами и клыками землю, дикие свиньи в изобилии отыскивали сочные корни и пожирали их с аппетитным чавканьем. Проголодавшийся Гарри с большим интересом наблюдал за манипуляциями пекари и наконец, громко вздохнув, высказался:
– Эх, жизнь ты моя окаянная! Ей-богу, поневоле даже свиньям позавидуешь! Ишь, уплетают себе какую-то жратву! А мы сидим дроздами на дереве и о том, чтобы перекусить как следует, и думать не смеем! Право! Я даже начинаю забывать, когда это я ел как люди?
– Никогда! – отозвался Джордж. – Ты всегда ел как форменная чушка и чавкал не хуже этих пекари!
–Да я не о том…
Прошло еще некоторое время. Насытившиеся пекари располагались опять-таки группами вблизи от кедра и предавались отдыху, но немало животных, исполнявших по всем признакам роль бдительных часовых, по-прежнему бродило около корней кедра, словно в предостережение людям.
В это время с вершины дерева донесся приглушенный крик Миннегаги, но в звуках ее голоса было слышно скорее удивление, чем испуг…
– Индианка опять стрекочет? – удивился Джон. – Что это она словно взялась серьезно за роль вестника грядущих бед? Какое животное могло напасть на нее там, на вершине кедра?
– А что удивительного? Разве не мог притаиться в ветвях какой-нибудь кугуар? Хотите я произведу разведку?
И с этими словами Джордж с поразительной ловкостью принялся карабкаться на верхушку дерева. Через несколько минут он добрался до последних ветвей кедра и увидел индианку. Миннегага сидела верхом на ветке на головокружительной высоте, словно на полу собственного вигвама, и казалась целиком погруженной в созерцание ясно видимых волн Соленого озера.
– Ну ты, индейская ящерица! – обратился к ней траппер. – Что ты тут увидела, чего завизжала?
Миннегага ответила ему полным дерзкой насмешки и вместе злобы взглядом. Потом она махнула небрежно рукой.
– Я видела… одного ворона. Сильного, крепкого, могучего ворона! – сказала она.
– И поэтому закричала? Разве ты боишься птиц? – удивился простодушный траппер, не понявший двойственного смысла слов девочки, которая могла подразумевать под словом «ворон» как птицу, так и какого-нибудь индейца племени, из которого происходил ее собственный отец Красное Облако.
– Не думал я, что ты такая трусиха! – продолжал болтать беззаботно траппер. – А ведь у тебя крепкие кости и любой ворон призадумается, прежде чем рискнуть попробовать твое мясо!
Миннегага беззаботно и звонко рассмеялась, но в звуках ее смеха сквозило какое-то злорадство.
Потом, делая вид, что не обращает внимания на траппера, она, что-то напевая, принялась смотреть опять на гладь озерных вод.
Однако что-то уже возбудило подозрение охотника, и Джордж сообразил, что девочка явно обманывает его. Если она вскрикнула, то этому должна быть серьезная причина. Значит, она увидела что-то такое, что поразило ее. Но не испугало. Вон она словно потешается, злорадствует… На ветвях дерева нет ничего. Внизу, под самым деревом, то же самое. На озере? Но что же могла она увидеть там? На озере ведь еще никогда не появлялись пироги. Окрестности слишком безлюдны. Нет, если Миннегага и видела что-нибудь, то только на горизонте, на земле. Но что именно?
Траппер стал пристально всматриваться в туманную даль.
Миг – и с его уст сорвался легкий крик.
– Ага! Вот каких «воронов» увидела ты, подколодная змея! – пробормотал он.
Зоркий глаз его ясно различил вдали целый отряд индейских всадников, состоявший по меньшей мере из полутораста или двухсот человек. Отряд этот точно шел по направлению к тому месту, где спрятались беглецы.
Присмотревшись, Джордж мог бы удовлетворить свое любопытство. Но на таком огромном расстоянии пасовало даже его превосходное зрение. Если бы не это, в одном из вождей он узнал бы… исчезнувшего столь загадочно для своих спутников гамбусино. А в другом, именно ехавшем на белом коне, походившем на Рэда, он, может быть, признал бы знаменитую Яллу, первую женщину-сахэма воинственного племени сиу.
В самом деле, отряд, при виде которого с уст Джорджа сорвалось восклицание, был отборным отрядом из двухсот лучших воинов сиу и арапахо. И вели его Ялла и лжегамбусино, то есть Красное Облако.
Трудно представить себе, какое впечатление произвело на траппера неожиданное открытие новой, грозившей его товарищам и, конечно, ему самому опасности. К этому присоединился гнев на девчонку, явно издевавшуюся над своими спутниками.
Взбешенный траппер поднес свой кулак к физиономии Миннегага и проскрежетал:
– Ага, вот как? Ну, ты поторопилась радоваться, змея! Спускайся, иначе я тебя швырну отсюда прямо вниз, и пусть дикие свиньи пожрут тебя, дьяволенок!
– Почему? – притворилась удивленной индианка. – Позволь мне, о бледнолицый, посидеть тут еще. Вон едут такие красивые всадники на хороших лошадках… Должно быть, это индейцы… Может быть, это воины моего пле…– Миннегага поняла, что проговорилась, и оборвала фразу на полуслове.
– Значит, это сиу? – нахмурился траппер.
– Почем мне знать? Я маленькая девочка. Но мне нравится смотреть, как гарцуют кони…