На дальних мирах (сборник)
Шрифт:
Эйтел позволил себе взглянуть прямо на нее. Это было потрясающе, но мучительно, как глядеть на солнце. Волосы у нее были рыжие и густые, изумрудные глаза широко расставлены, губы полные, зубы блестящие. Облегающее платье, неотчетливо футуристическое, из металлической сетки, зеленое, мягкое. Она напоминала искусственное трехмерное создание, одну из тех нереальных, идеализированных женщин, которые иногда появляются в рекламе коньяка или горнолыжного курорта. В такой непомерной красоте есть что-то причудливое. Профессионалка, решил Эйтел.
— Это огромное удовольствие для меня,— сказал он, обращаясь к кентаврийцу.—
— И нам очень приятно. Мне вас очень настойчиво рекомендовали. Сказали, что вы знающий, заслуживающий доверия, осмотрительный...
— Таковы традиции нашей семьи. Меня готовили к этой профессии.
— Мы пьем мятный чай,— сказала женщина. — Присоединитесь к нам?
Голос у нее был теплый, глубокий, акцент нераспознаваемый. Шведка? Бывают рыжеволосые шведки?
— Прошу прощения, для меня это немного слишком сладко,— ответил Эйтел,— Может, немного бренди...
Появился официант — будто по телепатической команде. Эйтел заказал курвуазье, а женщина еще чаю.
«Очень спокойная, очень доброжелательная»,— подумал Эйтел.
И представил себя в постели с ней: как он запускает пальцы в эту густую рыжую гриву, скользит губами по стройным бедрам. Эта фантазия вызывала приятное чувство, но по-настоящему не волновала — пустая мечта, легкая, милая, не вызывающая ни усиления сердцебиения, ни других проявлений страсти. Хорошо. Первый опасный момент прошел, он снова держит себя в руках. Интересно, кентавриец «снял» ее на вечер или на более долгий срок?
— Мне нравится марокканский чай,— заметила она.— Он такой замечательный, такой сладкий. Сладкое — моя страсть. Думаю, я на него подсела.
Официант наливал чай традиционным способом, с высоты трех футов. Эйтел сдержал дрожь. Марокканская кухня в целом восхищала его, но чай ужасал: слишком много сахара, прямой путь к диабету.
— Вам тоже нравится мятный чай? — спросил он чужеземца.
— Он удивительный,— ответил тот.— Одна из самых удивительных вещей на этой удивительной планете.
Эйтел понятия не имел, искренен ли кентавриец. Он, как и большинство людей, проявлял большой интерес к психологии инопланетян на протяжении десяти лет, прошедших после отмены галактического карантина, когда они начали появляться на Земле en masse [46] . Он много знал о них, однако разгадать кентаврийцев оказалось почти невозможно. Если они как-то и проявляли свои чувства, это носило характер кратковременной и, возможно, даже воображаемой пульсации их «резиновой» кожи. У Эйтела была теория, что их кожа слегка обвисает, когда они довольны, и натягивается, когда напряжены, но эта теория имела под собой очень мало оснований, и он не придавал ей серьезного значения.
46
Массово (фр.).
— Давно вы на Земле? — спросил он.
— Это первая неделя,— ответил кентавриец.— Пять дней здесь, в Фесе, потом мы отправимся в Рим, Париж и Соединенные Штаты. А затем и в другие места. Ваш мир чрезвычайно увлекательный. Такая энергия, такая грубая сила. Я надеюсь посмотреть все и увезти с собой много произведений
— С особым интересом к живописи.
— К живописи, да, но я собираю и другие вещи.
Это немного слишком в лоб — или Эйтел неправильно уловил смысл, в чем сомневался. Он взглянул на женщину, но та никак не отреагировала.
— Какие, например? — осторожно спросил он.
— Все, что отражает суть вашего мира! Все прекрасное, все по-настоящему земное! Конечно, я очень разборчив. Мне нужны только первоклассные вещи.
— Я не мог бы выразиться лучше,— сказал Эйтел.— Мы с вами придерживаемся одной философии. У истинного знатока нет времени на безвкусные, тривиальные, несовершенные вещи, на неумело реализованные импульсы.
Его тон, тщательно отработанный за годы работы с клиентами, не был заискивающим, а выражал лишь теплое, искреннее одобрение. От кентаврийца, скорее всего, эти нюансы ускользали, но Эйтел никогда не позволял себе недооценивать клиента. Неожиданно он перевел взгляд на женщину и добавил:
— Уверен, вы тоже так считаете.
— Конечно.
Она сделала большой глоток мятного чая, и сладкий напиток скользнул в горло, словно моторное масло. Потом она очень необычно повела плечами. Эйтел увидел, как странно двигалось тело под металлической сеткой. Конечно, она профессионалка. Несомненно. У него мелькнула мысль: возможно ли между этими двумя что-то сексуальное? Он сомневался, но кто знает. Более вероятно, что она просто одна из первоклассных «вещей» в коллекции Анакхистоса, в высшей степени земная «вещь»: в некотором роде произведение искусства. Удивляло также, каким образом кентавриец сумел отыскать ее столь быстро. Может, есть служба, поставляющая гостям-чужеземцам эскорт высшего сорта — конечно, по самой высокой цене?
Эйтел чувствовал ее аромат, не неприятный, но очень странный. Икра и тмин? Осетр, вываренный в шартрезе?
Она сделала знак официанту принести еще чая и сказала, обращаясь к Эйтелу:
— Проблема экспортных сертификатов... Как вы думаете, с этим будет сложно?
«Как неожиданно и поразительно,— подумал он.— Понять, что заботит твоего клиента, и воспринимать его сложности как свои собственные».
— Дело трудное,— сказал он.
— Мягко сказано,— вмешался в разговор кентавриец, как будто только и дожидался реплики Агилы.— Для меня это отвратительно. Ограничения на вывоз с вашей планеты произведений искусства... унизительные проверки... ажиотаж, требования более жестких ограничений... зачем?
— Постарайтесь понять природу этих панических настроений,— успокаивающе заговорил Эйтел.— Мы маленький отсталый мир, всего несколько лет как вышедший из полной изоляции. Неожиданно для самих себя мы вступили в контакт с огромной галактической цивилизацией. Вы ходите среди нас, вы очарованы нами и нашими произведениями искусства, вы хотите коллекционировать наши вещи. Однако вряд ли их хватит на всю цивилизованную вселенную. Произведений Леонардо и Вермеера не так уж много, а вас очень много. Люди опасаются, что вы обрушитесь на нас в огромном количестве с вашим несметным богатством, с вашей страстью к нашему искусству, скупите все ценное, что мы когда-либо создали, и увезете за сотни световых лет отсюда. Вот как возникли эти законы. Это вполне естественно.