На дальних мирах (сборник)
Шрифт:
Симбионт
Спустя десять лет после того, как я оставил вооруженные силы и работал на поворотном колесе на станции Бетельгейзе, Фазио все еще преследовал меня. Нет, он не умер — ведь других людей обычно преследуют покойники. Меня преследовал живой. Для нас обоих было бы гораздо лучше, если бы он умер, но Фазио, насколько я знал тогда, был жив.
Он преследовал меня долгое время. Три-четыре раза в год неизвестно откуда раздавался его тонкий сухой голос. Он говорил мне:
— Прежде чем углубиться в эти джунгли, давай договоримся. Если синсим доберется до меня, ты убьешь меня немедленно, слышишь, Чолли? Не смей вызывать никаких дерьмовых спасателей. Просто
Это происходило на планете Вайнштейн в системе Сервадак, в конце второй войны с овоидами. Нам было по двадцать. Добровольцы, два тупых парня, разыгрывающие из себя героев.
— Можешь спорить на свою задницу, я так и сделаю,— от-ветиляему,не колеблясь ни секунды.— Договорились. Не сомневайся.
Потом я ухмыльнулся, мы пожали друг другу руки и отправились выполнять поставленную перед нами задачу: распространять споры.
В то время я думал, что говорю совершенно искренне. Иногда мне и сейчас кажется, что это было именно так.
Десять лет. Как сейчас вижу нас обоих на Вайнштейне, отправляющихся распространять споры лэтченанго во вражеской зоне. Овоиды захватили эту планету в самом начале войны, но мы начинали вытеснять их из системы. Фазио и я — вот и весь отряд: в галактической войне доставка каждого человека обходится дорого, поэтому с людьми туго. Но за нашими спинами, в холмах, скрывалась большая группа поддержки.
Вайнштейн был стратегически важен, бог знает почему. Два небольших континента — оба тропические, с влажными густым и джунглями, воздух как зеленый суп, — окруженных огромным бушующим океаном. Земля не стала колонизировать эту планету — совершенно бесполезный мир, как мне объяснили однажды. Но когда-то он был нашим, и овоиды захватили его, а мы хотели вернуть обратно.
Сделать это мы собирались вот каким образом: захватить дюжину или около того овоидов, нашпиговать спорами лэтченанго, и пусть шлепают к себе на базу. Ни одна жизненная форма так не нравится лэтченанго в качестве «хозяина», как овоиды. Овоиды, как им и положено, обычно скрывали от своих, что с ними произошло: их сразу бы убили, если бы узнали, что они стали носителями смертоносных паразитов. Носителям в любом случае предстояло умереть — инфекция лэтченанго смертельна для овоидов,— но к тому времени, когда они умрут, примерно через шесть стандартных недель, лэтченанго пройдут через три или четыре репродуктивных цикла и вся армия будет заражена. Нам оставалось лишь дождаться, пока все овоиды умрут, захватить планету, очистить ее и снова поднять свой флаг. Лэтченанго по большей части тоже погибнут, поскольку им трудно найти других подходящих «хозяев». Но даже если этого не произойдет, волноваться не стоило. Людям лэтченанго не создают никаких серьезных проблем. Самое худшее, что, имея дело со спорами, вы немного их вдыхаете и они пару недель раздражают ваши легкие, что вызывает мерзкий кашель, пока все споры не выйдут.
В ответ на наших лэтченанго овоиды «подарили» нам синсимов.
Синсимы — первое, о чем вы слышите, прибыв в военную зону; и то, что вы слышите, ужасно. Вы не знаете, сколько в этом вымысла и пустой болтовни, а сколько правды, но даже если отбросить семьдесят пять процентов, от оставшегося мороз по коже идет.
— Если он до вас доберется,— советовали нам «старички»,— тут же убивайте себя, пока есть возможность.
Переносчики синсимов бродили вдоль периметра каждого лагеря овоидов, вынюхивая людей. Синсимы — не паразиты, а синтетические симбионты: если они проникали в вас, то оставались в вашем теле сколь угодно долго.
В школах нас учат, что симбиоз — взаимовыгодное состояние для его участников. Может быть. Однако в военной зоне ходили слухи, что если синсим поселится в вашем теле, это определенно не улучшит качество вашей жизни. И хотя военные медики не жалели усилий, чтобы вы уцелели после нападения синсима,— они не допускали и никогда не допустят эвтаназии,— по всему, что мы слышали, вы сами не захотите уцелеть.
Тот
— Вот тут мы построим взлетно-посадочную полосу отеля, — жизнерадостно разглагольствовал Фазио.— Там будут бассейн и коттеджи, здесь теннисные корты, а на дальнем конце...
— Осторожно! — воскликнул я и сбил низко летящий крылатый палец горячим фиолетовым лучом.
Он упал и рассыпался в пепел у наших ног. Тут же появился второй, собрат первого; этот летел на уровне глаз, нацелившись острым как бритва клювом мне в горло, однако Фазио ловко сбит и его. Мы поблагодарили друг друга. Крылатые пальцы — изящные создания: крошечная пулька, почти невесомая, с чешуйчатой серебристой шкурой, сияющей ярким лунным светом. Есть у них такая привычка — целиться в шею. В тот день мы убили двенадцать, и этого мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Продвигаясь вглубь джунглей, мы также эффективно расправлялись с другими враждебными созданиями — спиральными червями, глазастыми мухами, лощинными ягодами, прокаженными летучими мышами и другими мерзкими местными тварями. Мы представляли собой прекрасную команду: быстрые, сообразительные, умело защищающие друг друга.
Углубившись на полтора километра,-мы любовались огромным плотоядным грибом, когда наткнулись на первого овоида. Гриб представлял собой мясистую красную фаллическую башню трехметровой высоты, с оранжевыми жабрами, снабженную дюжиной свисающих плетевидных конечностей с зелеными клейкими наростами на концах. На большинстве конечностей висели маленькие лесные существа на различных стадиях переваривания. Прямо у нас на глазах одна конечность поднялась, развернулась, втрое удлинилась и, руководствуясь безошибочным условным рефлексом, хлопнула липким наростом по какой-то проползавшей мимо многоножке размером с кота. У бедняги не было ни малейшего шанса вырваться — убийца мгновенно выбросил нечто вроде проволочной сетки, утонувшей в плоти жертвы, и все было кончено. Мы чуть не зааплодировали.
— Нужно будет посадить три таких в саду отеля,— заявил я,— и рядом повесить расписание кормежки. Такое шоу для гостей!
— Ш-ш-ш! — сказал Фазио, тыча куда-то пальцем.
На расстоянии около пятидесяти метров безмятежно скользил вдоль лесной тропинки одинокий овоид, явно не замечавший нас. Я затаил дыхание. Все знают, как выглядят овоиды, но тогда я впервые столкнулся с живым. И удивился тому, насколько он красив — конусообразный, как бы из твердого желе, бледно-голубой с красными и золотистыми прожилками. Вдоль боков тянулись три ряда глаз на коротких стебельках, очень похожие на медные пуговицы. Вокруг ротового отверстия на макушке торчали пучки изящных щупальцев. Бирюзовая лента нервного канала многократно обвивала тело на уровне середины, окружая слабо различимый в непрозрачной глубине темный мозг в форме сердца. Враг. Мне внушали, что надо ненавидеть их, и я ненавидел, но не мог не отметить их странной красоты.
Фазио улыбнулся, прицелился и вогнал прямо в плоть овоида парализующую иглу. Тот замер на середине движения, его цвет изменился на темно-красный, маленькие ротовые щупальца бешено замолотили по воздуху. Мы бросились к нему, и я воткнул кончик своего распылителя спор примерно на пять сантиметров в его плоть.
— Вкати ему хорошенько! — закричал Фазио.
Я закачал пару кубиков спор лэтченанго в парализованного чужеземца. Его мягкая, подрагивающая плоть стала голубовато-черной от страха, ярости и бог знает каких еще эмоций, присущих овоидам. Мы с Фазио кивнули друг другу и пошли дальше. Лэтченанго принялись размножаться внутри «хозяина»; через полчаса овоид обретет способность двигаться и потащится в свой лагерь, где будет заражать товарищей. Забавный способ вести войну.