На дальних мирах (сборник)
Шрифт:
— Я не знал, что это будет так ужасно. Если бы знал, убил бы его тогда же.
— Почему ты не сделал этого?
— Он же Фазио. Человек. Мой друг. Я даже овоидов не очень-го хотел убивать. Какого черта мне было убивать его?
— Но ты же обещал, Чолли.
— Хватит,— попросил я.— Я не сделал этого, и точка. И теперь должен жить с этим.
— И он тоже,— сказала Элисандра.
Я забрался в спальную камеру и лег.
— И я тоже,— добавила она.
Прежде чем лечь, она какое-то время бродила по комнате. Потом забралась ко мне, но легла чуть в стороне. Я не стал придвигаться. Но постепенно расстояние между нами уменьшилось. Я
За час до рассвета Элисандра сказала:
— Кажется, я придумала, что делать.
На отработку деталей у нас ушло около десяти дней. Теперь я был твердо настроен сдержать обещание. Никаких колебаний, никаких отговорок. Элисандра права: у меня не было выбора. Я действительно задолжал Фазио, и другого способа рассчитаться с ним нет.
Она тоже была настроена очень решительно. Порой мне казалось, даже решительнее меня. Я предостерегал ее, что у нее могут возникнуть большие и совершенно лишние неприятности, если власти станции когда-нибудь поймут, что именно произошло. Но Элисандра заявила, что не считает их «лишними».
Я не слишком часто контактировал с Фазио, пока мы все устраивали. Очень важно, решил я, чтобы у симбионта не зародилось ни малейших подозрений. Я, конечно, видел Фазио практически каждый день — станция Бетельгейзе невелика,— но на расстоянии. Он пристально разглядывал все, иногда с ним случались эти дикие приступы: он лез на стену, или бессвязно выкрикивал что-то, или громко спорил сам с собой. В основном я делал вид, что не замечаю его. Были, однако, моменты, когда избежать встречи не представлялось возможным — за обедом, в баре или после работы в комнате отдыха.
— Ну все,— объявила наконец Элисандра,— Я свою часть сделала. Теперь ты делай свою, Чолли.
Среди здешних развлечений для туристов было то, что можно назвать осмотром достопримечательностей, а главная достопримечательность у нас — красная гигантская звезда. После исследовательского проекта по изучению звезд, прикрытого несколько лет назад, мы унаследовали около дюжины так называемых солнечных «санок»; их использовали для проникновения сквозь бахрому мантии Бетельгейзе. Мы начали с того, что арендовали такие «санки» для трехдневной экскурсии. Они рассчитаны на двух пассажиров, ни о какой роскоши нет и речи, нет даже двигателя. Вся прогулка — чистая баллистика. Мы рассчитываем орбиту, выстреливаем «санками» с помощью больших отражателей, и вы отправляетесь в головокружительный полет сквозь внешнюю бахрому, откуда открывается прекрасный вид на десять-двенадцать планет системы огромной звезды. Когда «санки» выбирают всю длину троса, мы ловим вас поворотным колесом и притягиваем обратно. Описание впечатляет, и так оно и есть; что касается опасности, то чего нет, того нет. Во всяком случае, обычно все безопасно.
Найдя Фазио в гравитационной гостиной, я сказал:
— Мы организовали для тебя экскурсию, парень.
«Санки», которые я арендовал для него, назывались «Корона». Элисандра выполняла диспетчерскую работу для этих туров, а я время от времени работал на них на колесе, хотя обычно имел дело с большими космическими лайнерами, использующими станцию Бетельгейзе как отправную точку для прыжка еще дальше в космос. Мы собирались вместе руководить полетом «санок» Фазио. К несчастью, на этот раз должен был произойти несчастный случай — из-за прискорбной мелкой ошибки в расчете орбиты. «Санки» Фазио должны были не облететь по краю широко раскинувшуюся корону
Я предпочел бы рассказать Фазио о нашем плане, пока мы спиральными коридорами спускались к месту старта. Но я не мог, потому что все, услышанное им, услышал бы и симбионт, а то, что было хорошей новостью для Фазио, для симбионта стало бы плохой. Захватить эту дрянь врасплох, вот что было важно.
Заподозрил ли Фазио что-то? Бог весть. Мне кажется, на его месте я бы догадался. Но, может, он нарочно старался выкинуть из головы любые мысли о предстоящем полете.
— Ты даже представить себе не можешь, на что это похоже,— говорил я.— Необыкновенное зрелище. Смоделировать его абсолютно невозможно. Не сравнить с видом на Бетельгейзе, открывающимся со станции.
— «Санки» скользят сквозь корону на пленке испаряющегося углерода,— вступила в разговор Элисандра.— Жар просто скатывается с их поверхности.— Мы болтали, как одержимые, стараясь заполнить разговором каждое мгновение.— Ты будешь абсолютно защищен и сможешь войти в атмосферу звезды...
— Конечно,— подхватил я,— Бетельгейзе такая огромная, такая интенсивная, что практически в любой точке системы ты находишься внутри ее атмосферы...
— Есть еще планеты,— вклинилась Элисандра,— На этой неделе они так расположены, что ты сможешь увидеть около дюжины...
— Отелло, Фальстаф, Зигфрид, может, Вотан...
— Карта на потолке кабины...
— Пять газовых гигантов с массой вдвое больше Юпитера. Присмотрись к Вотану, у него одного есть кольца...
— И Изольда, ее невозможно не заметить. Она еще краснее, чем Бетельгейзе, как налитой кровью глаз...
— С одиннадцатью красными лунами, но без фильтров их не разглядеть...
— Отелло и Фальстаф. Судя по картам, Аида тоже...
— А еще целая куча комет...
— Астероиды. Как мы считаем, в результате гравитационного возмущения там столкнулись две планеты...
— И эйнштейновское отклонение, это очевидно...
— Крупные солнечные вспышки...
— Вот мы и пришли,— сказала Элисандра.
Мы находились на взлетной палубе. Перед нами возносилась сверкающая металлическая стена. Элисандра активировала люк, и стали видны маленькие «санки»: полированное, сужающееся к одному концу судно с «лягушачьим» носом и невысоким бугорком в центре. «Санки» стояли на рельсах, над ними аркой изгибались витки пусковой установки, в данный момент испускавшие голубовато-зеленое свечение, что свидетельствовало об отсутствии заряда. Все работало автоматически. Мы должны были лишь посадить Фазио на борт и дать сигнал на взлет. Об остальном позаботится орбитальная программа, которую Элисандра рассчитала и ввела раньше.
— Для тебя это будет главное путешествие жизни, парень! — сказал я.
Фазио кивнул. Глаза у него слегка остекленели, ноздри подрагивали.
Элисандра включила управление предполетной подготовкой. Крыша «санок» открылась, и механический голос из громкоговорителя на палубе начал объяснять Фазио, как забраться внутрь и пристегнуться для взлета. Руки у меня заледенели, в горле пересохло. Тем не менее я чувствовал себя на диво спокойным, учитывая ситуацию. Это убийство? Технически говоря, да. Однако я нашел этому другое название. Эвтаназия. Сведение кармического счета. Искупление давнего греха и исполнение обещания. Для него — освобождение после десятилетнего пребывания в аду, для меня — освобождение от не столь мучительной, но все-таки жгучей душевной боли.