На дорогах войны
Шрифт:
Чтобы переждать огонь танков, легла в воронку от бомбы вместе с несколькими бойцами. Командир взвода удивленно присвистнул:
— Вот дуреха! Ты-то зачем здесь?
Бойцы подняли головы, посмотрели на нее. Один тихо сказал:
— С самого начала атаки приметил ее. — И добавил еще тише: — Пусть остается. Только вот плохо — без оружия она…
Второй боец протянул что-то в руках:
— Возьми гранату. Пригодится, коли чего…
Командир взвода больше не ругался. Посоветовал:
— Мы на последний бросок пойдем, а ты… ты нужна
Близ дороги, ведущей в село, осев на одно колесо, стояло подбитое орудие Оно одно выдержало танковую атаку. Расчет сражался до последнего. Последним был Николай Козлов. Старший сержант. Наводчик. Ранен несколько раз. Однако продолжал стрелять. И сорвал-таки танковую атаку! Три машины смрадно дымили за околицей деревни…
Но силы оставили и его. Герой-наводчик умирал на руках у Кати. Молодое, не лишенное красоты лицо. Николай силился сказать свое единственное желание: «В кармане… адрес матери… Прошу… Все, что мог…»
Вечером она, привыкшая в школе писать изложения-пересказы о подвигах книжных героев, написала незнакомой русской женщине жестокую правду о последнем дне ее сына. И по-своему объяснила три слова «все, что мог»… Написала: «пал смертью храбрых». Писать ей было очень трудно, в глазах застыли слезы. Тяжелое предчувствие угнетало ее.
Она вспомнила своего второго отца — Сергея Федоровича Махортова. Где-то он, родимый, сейчас? На какой участок фронта забросила его солдатская судьба?
Не думала, не гадала приемная дочь, что где-то на Украине другая медсестра, тоже глотая соленые слезы, писала ей горькое послание. О ратном подвиге Сергея Федоровича. О последнем его дне. О том, что пал он смертью храбрых…
Посуровело девичье лицо. Появились ранние морщины в уголках рта. В глазах потух жизнерадостный огонек. Много горя видела Катя за время отступления по смоленским и калужским дорогам.
Сердце ее ожесточилось лютой ненавистью к врагу. Она всегда была на переднем крае. Молча, сжав губы, перевязывала бойцов и отвозила их в полевой госпиталь. И снова на передовую, куда попасть порой не так-то просто.
Над дорогами с утра до вечера висели «мессершмитты». Нахальные, уверенные в себе фашистские летчики гонялись даже за одинокой зеленой «санитаркой», хотя на ее крыше отчетливо выделялся красный крест…
Катя похоронила одного водителя, двух отвезла в госпиталь. Видавшая виды машина была пробита в нескольких местах. А ее пуля не брала. Не брала — да и только! Капитан Курилко, милый начальник медсанбата, с тревогой в глазах провожала ее на передовую. «Как знать, вернется ли назад эта упрямая, симпатичная девчонка!» — думала женщина. Катя возвращалась.
И пошла молва по части. Говорили о бесстрашной молоденькой сестричке. Говорили о ее удачливости. «Чудаки! — краешками губ улыбалась девушка. — Вы же не знаете, чья дочь перед вами. Якова Яковенко, красного разведчика. Того самого, которого ни злая пуля не брала, ни острая сабля
…Вот и могилевские леса. Сам город в пятидесяти километрах. Ее послали с заданием: после очередного налета вражеской авиации подобрать тяжело раненных. Дорога — сплошные воронки.
На обратном пути попали под артиллерийский обстрел. Водитель был не из робкого десятка. Руль не бросил, умело маневрировал. Проскочили.
А вот второй рейс не получился. Немецкие автоматчики, просочившиеся в тыл, заминировали дорогу. Не брала Катю пуля, взяла мина. Зеленая «санитарка» взлетела на воздух…
Очнулась Катя в своем же санбате. Голова сильно болела, словно кто-то сжимал ее в стальных тисках. Неужели контузило? И надо ж такому случиться именно теперь!..
Эти суровые дни Катя помнит смутно — еще не оправилась тогда от контузии. А события разыгрались поистине драматические. Дивизия, в которой служила Катя Яровенко, осенью 1941 года попала в окружение. Командование трезво оценило обстановку: кончаются боеприпасы и продовольствие, много раненых, вокруг дремучие леса, на всех дорогах — немцы. Единственный выход — попытаться прорваться. Другого выхода нет.
А как быть с красным знаменем дивизии? Тем самым, которое двадцать лет назад победно реяло на многих фронтовых дорогах гражданской войны? То самое знамя, которое получено за освобождение Симбирска и Самары. Неужели оно достанется врагу?
Перед вечерней зарей одного из тревожных дней командир дивизии генерал-майор Галицкий вызвал к себе старшего политрука Александра Барбашова. Он поставил перед ними задачу: вынести знамя дивизии к своим. Любой ценой!
В ночь ушла группа бойцов. Ушла и не вернулась…
Бой, который приняли бойцы, был ожесточенный. Бились до последнего патрона. Позднее их мертвые тела нашел на опушке колхозник Дмитрий Тяпин из села Анютино, Могилевской области. Прежде чем похоронить, заглянул в документы погибших. И наткнулся на знамя, спрятанное на груди у политрука. Развернул украдкой и ахнул: знамя «Железной» дивизии!
Старик рассудил мудро: положил полотнище в железный ящик и зарыл его в землю рядом с прахом героев. До поры, до времени.
А между тем «Железная» пробилась сквозь вражеское кольцо и вышла на соединение с соседними частями. Но победу никто не праздновал, потому что дивизия вышла из окружения без своей воинской святыни… Никто не знал о судьбе ушедшей группы. «Железную» расформировали.
Теперь Катя, конечно, не удивляется, почему она, оправившись после контузии, нашла свой санбат в составе железнодорожного полка. А тогда очень удивилась.
Вскоре наступили радостные события: наши погнали фашистов от Москвы! Освободили Брянск, Орел. Потом она участвовала в освобождении Гомеля, Бреста.
Кате присвоили звание старшины, вручили медаль «За отвагу». У нее появились хорошие подруги: Аня Шадрина, Таня Дикаркина, супруги Царьковы. Гимнастерка ее выцвела от солнца и хлестких ударов ветра.