На дороге
Шрифт:
Мы вошли. За тремя столами гоняли шары с десяток парней, все мексиканцы. Мы с Дином взяли кока-колы и принялись бросать пятицентовики в музыкальный автомат. Подпрыгивая под музыку, мы слушали Уайнони Блюз Харриса, Лайонела Хэмптона и Лаки Миллиндера. Дин между тем не давал мне терять бдительность.
— Хоть мы с тобой и слушаем, как Уайнони голосит про пудинг своей малютки, а заодно, как ты выражаешься, вдыхаем аромат теплого воздуха, последи уголком глаза за тем калекой, что играет за первым столом. Смотри, как над ним народ потешается. Наверняка ему всю жизнь приходится терпеть подобные шуточки. Да, жестокие тут ребята. Но они его любят.
Тот, кого Дин назвал калекой, был скорее уродливым карликом с необыкновенно
— Разве ты не видишь, Сал, это же мексиканский Том Снарк из Сан-Антонио! Все в мире одинаково. Видишь, как его лупят по заднице кием? Ха-ха-ха! Только послушай, как они смеются! А он ведь хочет выиграть партию, он поставил полдоллара. Смотри! Смотри!
И мы увидели, как юный карлик с лицом ангела целится, намереваясь сыграть от борта. Он промахнулся. Все остальные покатились со смеху.
— Ах, старина, — сказал Дин, — смотри, что будет дальше.
Ребята схватили малыша за шиворот и принялись весело его мутузить. А он пронзительно кричал. Вырвавшись, он торжественно удалился в ночь, бросив все-таки через плечо робкий ласковый взгляд.
— Ах, старина, как бы я хотел познакомиться с этим пропащим малышом, узнать, о чем он думает, что у него за девушки… Ох, старина, я просто окосел от здешнего воздуха!
Мы вышли на улицу и одолели несколько темных, таинственных кварталов. Бесчисленные домики утопали в зелени густых, как джунгли, садов. Девушки мелькали в комнатах и на верандах, девушки с парнями мелькали в кустах.
— А я и знать не знал об этом сумасшедшем Сан-Антонио! Воображаю, что нас ждет в Мексике! Идем! Идем! — Мы помчались обратно в больницу. Нас уже ждал Стэн с вестью о том, что ему стало намного лучше. Обняв его за плечи, мы обо всем ему рассказали.
Наконец мы были готовы одолеть последние сто пятьдесят миль до волшебной границы. Впрыгнув в машину, мы тронулись в путь. К тому времени я так вымотался, что проспал всю дорогу через Дилли и Энсинал до самого Ларедо. Проснулся я лишь в два часа ночи. Мои спутники ставили машину у закусочной.
— Ах, — вздохнул Дин, — край Техаса, край Америки. Дальше мы ничего не знаем.
Стояла неправдоподобная жара, пот лил с нас ручьями. Не было ни ночной росы, ни дуновения ветерка — ничего, кроме миллиардов повсюду бьющихся о лампы мотыльков да резкого зловония разогретой реки, текущей где-то поблизости в ночи. Это была Рио-Гранде, которая берет начало в прохладных долах Скалистых гор, а в устье своем преображает мировые долины, вынося в великий залив их зной, смешивающийся там с тиной Миссисипи.
В то раннее утро Ларедо встретил нас неласково. Повсюду слонялись в ожидании удобного случая поживиться таксисты и контрабандисты всех мастей. Удобных случаев представлялось немного: было слишком поздно. Этот городок являл собою мутное дно Америки, куда погружаются все тяжкие преступники, куда приходится уходить людям, согнанным с насиженных мест. Все они стремятся оказаться поближе к совсем иным местам, чтобы, улучив момент, незаметно туда пробраться. Тяжелый и густой, как сироп, воздух был буквально пропитан контрабандой. Полицейские были краснолицые, угрюмые, потные и не гордые. Официантки — грязные и брезгливые. Во всем чувствовалось тягостное соседство необъятной Мексики. Казалось, можно даже вдохнуть аромат несметного количества жарящихся и коптящихся в ночи тортильяс. Мы и понятия не имели, какой окажется Мексика на самом деле. Вновь мы оказались на уровне моря. Попытавшись поесть, мы едва смогли проглотить кусок. Еду я все-таки завернул в салфетки и взял с собой в дорогу. Нами овладела бесконечная грусть. Однако стоило нам, миновав таинственный мост, пересечь реку и коснуться колесами земли, официально принадлежащей Мексике, хоть это и была всего лишь автомобильная дорожка для пограничного контроля, — как все переменилось. Уже на другой
— Нет, ты только посмотри… на… этих… пижонов! — прошептал Дин. — О-ох! — Он еле слышно вздохнул. — Подождите, подождите!
Вышли улыбающиеся мексиканские чиновники. Они спросили, не будем ли мы так добры вынуть наш багаж. Возражений не последовало. Мы не могли отвести глаз от противоположной стороны. Нам не терпелось умчаться туда и затеряться на этих таинственных испанских улочках. Это был всего-навсего Нуэво-Ларедо, но нам он представлялся священной Лхасой.
— Старина, эти ребята всю ночь на ногах, — прошептал Дин.
Мы торопливо потопали оформлять бумаги. Нас предупредили, что теперь, после пересечения границы, нельзя пить водопроводную воду. Мексиканцы наспех просмотрели наши пожитки. На чиновников эти люди ничуть не походили. Они были ленивы и заботливы. Дин в изумлении таращил на них глаза. Потом повернулся ко мне:
— Смотри, какие копы в этой стране. Просто не верится! — Он протер глаза. — Нет, это сон.
Наконец настал черед обмена денег. Мы увидели на столе высоченные стопки песо и узнали, что без малого восемь песо составляют американский доллар. Поменяв почти все наши деньги, мы с наслаждением набили карманы свернутыми в трубочку толстыми пачками.
5
И тогда мы с робостью и трепетом повернулись лицом к Мексике, а десятки этих франтов-мексиканцев все следили за нами в ночи из-под полей скрывающих взгляды шляп. Дальше была музыка и ночные ресторанчики, из дверей которых валил наружу табачный дым.
— Вот это да! — еле слышно прошептал Дин.
— Вот и все! — осклабился мексиканский чиновник. — Все, ребята. Можете ехать. Милости просим в Мехику. Желаю повеселиться. Не зевайте деньги. Не зевайте за рулем. Только вам скажу: я — Ред, все зовут меня Ред. Если что, спросите Реда. Ешьте побольше. Будьте спокойны. Все славненько. В Мехико есть где развлечься.
— Да! — встрепенулся Дин, и мы, ощущая дрожь в ногах, направились на другую сторону улицы — в Мексику. Машину мы оставили на стоянке и все трое в ряд пошли по испанской улочке на свет тусклых бурых фонарей. В ночи сидели на стульях старики, похожие на восточных наркоманов и оракулов. Казалось, никто из них не смотрит в нашу сторону, и все же они не упускали из виду ни одного нашего движения. Мы свернули налево и очутились в прокуренной закусочной, оглашаемой напевами гитар «кампо», которые неслись из американского музыкального автомата тридцатых годов. На табуретах сидели мексиканские таксисты и мексиканские хипстеры в соломенных шляпах, поглощавшие довольно неаппетитное варево из тортильяс, бобов, такос и еще всякой всячины. Мы взяли три бутылки холодного пива — называлось оно «cerveza» [19] и стоило около тридцати мексиканских или десяти американских центов за бутылку. Накупили мы и мексиканских сигарет по шести центов за пачку. Мы никак не могли налюбоваться нашими удивительными мексиканскими деньгами, которые таким чудесным образом умножились, мы вертели их в руках и, поминутно оглядываясь, улыбались всем и каждому. Вся Америка оставалась позади вместе со всем, что мы с Дином успели узнать о жизни — о жизни в дороге. И дорога эта привела нас в конце концов в волшебную страну — страну, колдовская сила которой нам и не снилась.
19
Пиво (исп).