На ее условиях
Шрифт:
— Я хочу это сделать.
— Хорошо, тогда улыбнись мне и выгляди дружелюбно.
Улыбка Симоны была такой слащавой, что могла бы наградить его диабетом.
— Спасибо, что подвезли, сеньор Эскивель, — сказала девушка — недостаточно громко для того, чтобы ее услышал Фелипе, только чтобы он видел, что люди в машине разговаривают. — Я бы сказала, что было приятно познакомиться, но не люблю врать.
Алесандер поймал ее руку и поднес к губам, наслаждаясь тем, как голубые глаза испепелили его за этот поцелуй.
— Я начинаю
Симона смогла изобразить смешок:
— Надо же. А я начинаю думать, что он станет сплошной головной болью. Из-за тебя.
— Ты мне льстишь.
Выдернув свои пальцы из его руки, девушка вышла из машины.
— Не забудь про улыбку, — сказал Алесандер ей вслед.
— Zer egiten ari da hemen zuen? — проворчал Фелипе из своего кресла у окна, когда Симона вошла в дом.
Девушка наклонилась поцеловать его в обе щеки, впалые и заросшие седой щетиной.
— Что ты сказал, Abuelo? [1]
— Он хочет знать, что я тут делаю.
Благодарно кивнув Алесандеру, Симона пригласила его войти. Ее злило, что он не признавал своей вины в угасании Фелипе, но она была благодарна за перевод. Она и испанский-то понимала с трудом, но, когда дед переходил на местное баскское наречие, у нее вообще не оставалось шансов.
1
Дедушка (исп.).
— Я случайно встретила Алесандера в Сан-Себастьяне, — начала она историю, придуманную по дороге. — Мы разговорились, выяснили, что живем по соседству, и он предложил подвезти меня, и мне не пришлось трястись в автобусе.
Фелипе хмыкнул и демонстративно отвернулся к окну, устремив взгляд на земли и лозы, которые больше ему не принадлежали. Но Симона успела увидеть в его глазах не только неприязнь, но и горечь печали. Взглянув на Алесандера, девушка покачала головой. Эскивель пожал плечами, словно и не ожидал радушного приема.
— Как виноград, Фелипе? Говорят, урожай будет лучшим за последние годы.
Старик снова отозвался невнятным ворчанием. Алесандер сдался:
— Я пойду.
— Ты не останешься на ужин? — Симона не особенно этого хотела, последняя сцена в машине выбила ее из колеи. Но он ее подвез, и она должна была хотя бы предложить.
Алесандер покачал головой:
— Я не хочу навязываться. Фелипе, был рад с вами поговорить. Мы слишком давно не виделись.
Старик отмахнулся скрюченными пальцами, даже не удосужившись повернуться от окна.
— Но до того, как уйти, я хотел бы кое о чем попросить. — Дождавшись, пока Фелипе повернет голову хотя бы немного в его сторону, Алесандер продолжил: — В субботу вечером Маркел де ла Сильва устраивает прием в честь своего шестидесятилетия. Вы разрешите вашей внучке сопровождать меня?
С трудом повернувшись к Симоне, Фелипе встретился с ней взглядом:
— Ты этого хочешь?
— Я бы с удовольствием пошла, — отозвалась девушка. Ей понравилось, что Алесандер спросил разрешения у ее деда. Это было старомодно и уважительно, и просьба звучала искренне. Хотя Фелипе мог и не разрешить. — Если ты не против, конечно.
Ее дед только фыркнул:
— Ты можешь делать все, что хочешь.
— Тогда я пойду.
Паника охватила ее при мысли о том, что надеть. Симона не думала о выходных нарядах, когда собиралась в эту поездку, на пару недель, как она думала. Придется ей снова ехать в Сан-Себастьян и искать что-нибудь, что впишется в ее скудный бюджет. Алесандер, похоже, думал о том же. Судя по ее сегодняшнему наряду, несложно было предположить, что у нее не найдется ничего подходящего для великосветского испанского приема.
— Ты привезла вечернее платье?
— Нет, — призналась Симона, радуясь, что он не спросил, есть ли у нее вообще вечернее платье. — Но я что-нибудь найду.
— Я отведу тебя в магазин. Завтра. С утра мне нужно заняться кое-какими делами, как насчет трех часов?
— Будь с ним осторожна, — сказал Фелипе за паэльей.
— Ты про Алесандера? Мне он показался… — Симона попробовала найти другие определения, кроме «высокомерный» и «сукин сын», — обаятельным.
— Ты думаешь, ты ему интересна? Ха! Он пришел посмотреть, как скоро я умру.
— Abuelo, не говори так! С чего бы ему так поступать?
— Как это с чего? Он хочет получить мой виноградник! Три четверти у него уже есть, а теперь хочет остальное, точно тебе говорю.
Симона положила вилку, не в силах съесть больше ни кусочка. На душе у нее было тяжело не только из-за того, что она обманула деда. С этой сделкой виноградник практически оказался у Алесандера в кармане. Что бы сказал Фелипе, узнав, что она натворила?
«Но у меня есть веская причина», — напомнила себе Симона. И кроме того, какая разница, кто будет владеть виноградником, когда Фелипе умрет? Пусть уж это будет кто-то, кто знает, что делать со всеми этими лозами.
— Уверена, ты ошибаешься. Я знаю, у тебя были разногласия с его отцом, но не думаю, что Алесандер настолько жестокий, как ты говоришь.
— Он Эскивель! Конечно он жестокий!
— Мы могли бы встретиться в Сан-Себастьяне, — сказала Симона, когда Алесандер открыл перед ней дверцу машины следующим утром. — Тебе не обязательно было за мной заезжать.
— Я не о тебе забочусь, — отозвался мужчина, помахав Фелипе, который с недовольной гримасой смотрел на них из окна. — Твой дед должен привыкнуть видеть нас вместе.