На фарватерах Севастополя
Шрифт:
Глухов сидел за маленьким столом и что-то писал. Он был в синем рабочем кителе, из-под которого виднелся шерстяной свитер. Застенчиво и в то же время радостно улыбаясь, Глухов поднялся навстречу.
Я поздравил его, он смущенно поблагодарил, словно говоря: «Теперь надо еще лучше воевать!» Ордена на груди у него не было, но на переборке каюты на плечиках висел аккуратно разглаженный суконный китель с орденом Красного Знамени. [96]
Орден Красного Знамени! Кто из военных моряков не мечтал заслужить его. С ним у каждого
У кого из нас не замирало сердце при виде ордена Красного Знамени на груди ветерана гражданской войны! Мы внимательно всматривались в лицо этого человека и находили в нем черты необыкновенные, черты человека, которому свобода и счастье Родины дороже собственной жизни.
В дверь снова постучали, шли все новые посетители.
…В полночь по скрипучему и скользкому снегу, сползая и съезжая с бугров, мы взобрались на высокую гору. Снег то начинал быстро-быстро падать, то переставал, и отдельные снежинки, словно потерянные, кружились в воздухе и садились то на ресницы, то на кончик носа, то закрывали стекла тяжелого бинокля. А с моря приходил сырой, порывистый ветер.
В далекой белой мгле впереди чернел Севастополь. Редкие ракеты, как зарницы, вспыхивали на передовой.
В это время к берегам Крыма из Поти в сопровождении эсминца «Смышленый» подходил линейный корабль «Парижская коммуна».
Переход, как мы позже узнали, был тяжелый. Мокрый снег с дождем и штормовая волна до девяти баллов встретили линкор в открытом море. Мощные удары воды отогнули амбразурные щиты казематов, и вода поступала внутрь корабля. Прорывалась она через вентиляционные грибки и люки.
Люди боролись с водой и изнурительной качкой.
Мы напряженно все ждали на берегу.
И вдруг позади нас в море, где-то у Балаклавы или, как казалось, у Херсонеса, ударили тяжелые глухие взрывы. Затем послышался страшный гул и свист.
Это линкор «Парижская коммуна» лег на боевой курс в районе мыса Феолент и открыл огонь из мощных двенадцати дюймовых орудий. Одновременно с ним стрелял и эсминец «Смышленый». Стрельба была трудной, линкор лежал на боевом галсе между берегом и внутренней кромкой минных заграждений.
Оглушительные залпы гулко катились с моря, эхо повторяло их в Инкермане и у Байдарских ворот и возвращало снова к Балаклаве. Слышался яростный гром разрывов, вспышки молний полыхали уже за передней линией в расположении противника. [97]
– Отличная стрельба, - сказал Морозов, наблюдая в бинокль, - много войск недосчитаются фашисты в эту ночь!
– Люблю, когда стреляет наша корабельная артиллерия!
– добавил Иван Иванович.
Спускаясь по обледенелой тропке вниз, мы заметили группы людей. Из всех укрытий и тоннелей выходили бойцы и офицеры.
– Не забывает нас Большая земля!
– слышалось отовсюду, а воздух продолжал сотрясаться от мощных разрывов крупнокалиберных снарядов.
Зарево поднималось над тем местом, куда сосредоточенно бил невидимый в ночи линкор.
Глава семнадцатая
Над тоннелем, на поверхности земли, гудело и грохотало. От разрывов бомб и снарядов, как в лихорадке, тряслось все наше железобетонное подземелье. Обваливался кусками потолок, и известковая пыль застилала слабый свет лампочки от аккумуляторов - единственного сейчас освещения КП.
Прямым попаданием бомбы была разрушена пристройка у выхода из нашего убежища, разбиты пирсы, в груду камней превратились береговые постройки.
От сильных взрывов вздрагивали массивные железные ворота, закрывавшие вход в подземелье. Казалось, еще один взрыв - и их так перекосит и заклинит, что сидеть нам в тоннеле, как в мышеловке.
Это было семнадцатого декабря. Утро начиналось свежее, чистое, морозное. Но уже через несколько часов бухта и город покрылись дымом от разрывов снарядов и бомб, от огня пожарищ.
Начался второй штурм Севастополя. Из поступивших к нам оперативных сводок штаба Севастопольского оборонительного района было известно, что фашистские войска тщательно готовились к этому наступлению. Снимали с других фронтов армейские части и дивизии и сосредоточивали их под Севастополем.
После ожесточенной артиллерийской подготовки фашистские войска перешли в наступление. Главный удар наносился в долине Бельбека, Камышлы в направлении к Северной бухте. Гитлер отдал генералу Манштейну приказ взять Севастополь к 22 декабря, к полугодовщине войны. [58]
Этим гитлеровское командование стремилось ослабить впечатление от поражений под Москвой, поднять престиж своей армии.
Казалось, ничто не смущало фашистских генералов: были усилены войсковые соединения авиацией и танками, подвезен боеприпас; все учтено и подсчитано и дальше должно развиваться по плану, утвержденному фон Манштейном. Фашисты настолько были уверены в своей победе, что даже с немецкой педантичностью расписали, какие войсковые части и где будут располагаться в Севастополе, в каких домах разместятся господа офицеры и так далее.
И только одного не учли генералы: Севастополь тоже готовился к отражению этого нападения. С Большой земли была доставлена еще одна стрелковая дивизия, боеприпасы, продовольствие. Части СОР совершенствовали свою оборону, установили еще семь стационарных батарей из орудий крейсера «Червона Украина» и других поврежденных кораблей.
Теперь, во время второго наступления, моряки были уже не одни. Вместе с ними плечом к плечу дралась Приморская армия, которая оправилась и окрепла после тяжелых боев под Ишунью и отхода к Севастополю. Армия была пополнена свежими соединениями и частями.