На фарватерах Севастополя
Шрифт:
Тайны больше не было. Охрименко сидел за столом, устало опустив плечи. Он так и не вымыл руки, измазанные в тавоте и масле. Ему бы лечь и поспать, но надо ехать на доклад к командующему флотом. А главное - найти средства борьбы с новыми минами.
На совещании у контр-адмирала пришло остроумное решение. Фадеев сказал:
– Надо озвучить магнитные тралы!
За окном светило солнце, поблескивали на столе никелированные приборы, вынутые из мины, а впереди предстояла еще более трудная работа по уничтожению новых, магнитно-акустических мин.
Глава двадцать пятая
Закончив
Командир подводной лодки «Малютка» среднего роста, с черной блестящей бородой капитан-лейтенант Грешилов, вернувшийся в Севастополь после выполнения боевого задания, рассказывал, как недавно встретил у колоннады Графской пристани приехавшего с передовой офицера.
Верхом на лошади, в сопровождении ординарца, он имел лихой вид в сдвинутой на затылок черной подводной пилотке, с автоматом на груди и с нашивками капитана 2 ранга.
– Привет морякам!
– весело сказал он, обращаясь к Грешилову, и тот узнал своего сослуживца, бывшего командира подводной лодки, ныне командира батальона автоматчиков капитана 2 ранга Владимира Шацкого.
Мы расспрашивали прибывших на КП командиров кораблей [170] о походах «голубой молнии» - так называли лидер «Ташкент», этот неуязвимый корабль под командованием неукротимого Ерошенко, прорывавшийся в блокированный Севастополь и ускользавший от звездных налетов немецкой авиации. О том, как в шторм и туманы ведут в Севастополь грузовые транспорты бывалые капитаны, о том, как немецкие торпедоносцы охотятся за плавучими госпиталями. Сюда же, на КП, поступали данные и от нашей зенитной плавучей батареи № 3.
Севастопольцы называли плавучую батарею «неуязвимой» или батареей «не тронь меня». Она успешно отбивала все атаки вражеской авиации. Происхождение и устройство этой батареи было необычным.
Перед войной в Севастопольской бухте на воде мирно покачивалось странное плавучее сооружение, похожее на аккуратно отсеченную гигантским ножом часть корпуса корабля. Видны были вторые палубы, водонепроницаемые переборки и отсеки. Этот корабельный отсек предназначался для испытаний торпед.
С началом войны на железную коробку пришли клепальщики и автогенщики, артиллеристы и электрики. Умелые руки рабочих Морского завода создали из отсека несамоходный корабль, вооружили его мощными пушками и зенитными автоматами. Там, где были гулкие пустые отсеки, появились кубрики для матросов, артиллерийские погреба, своя электростанция и пост управления - боевая рубка и камбуз. Выкрашенная в шаровый цвет, с задранными стволами пушек и зенитных автоматов и развевающимся на мачте военно-морским флагом, батарея была установлена на плаву на самом бойком месте, на внешнем рейде, перед входом в Севастопольскую бухту. Она первой должна была встречать воздушных пиратов.
В первый же день стоянки плавбатареи на открытом рейде состоялось ее боевое крещение. Чуть только наступили сумерки, с моря появилась группа «юнкерсов». Они направились курсом на входной фарватер для постановки магнитных мин. И вдруг неизвестное плавучее сооружение открыло по самолетам кучный огонь. Строй самолетов был нарушен, мины посыпались вразброд и не достигли фарватера, а головной «юнкерс» задымил и, резко снижаясь, зарылся в воду.
Некоторое время плавбатарея выполняла поставленную перед ней задачу. Однако ее местоположение оказалось неудачным. Плавбатарея стояла, как остров, ее надо было охранять от подводных лодок противника, от штормовых [171] непогод, которые срывали ее с якорей и от других неприятностей. Между тем аэродром, где работали летчики генерала Острякова, требовал надежного прикрытия с моря и воздуха. В районе аэродрома все время появлялись в воздухе фашистские самолеты. Взлет и посадка на этом аэродроме стали более сложным делом, чем ведение воздушного боя. Плавучая зенитная батарея была отбуксирована к берегу и для устойчивости посажена плотно на грунт в районе аэродрома.
Фашисты вначале не желали всерьез принимать во внимание эту батарею и по-прежнему нападали на аэродром и пытались безнаказанно минировать фарватер, но меткий огонь «плавучей» расстраивал их боевые порядки и заставлял поворачивать вспять.
Морские летчики генерала Острякова, умевшие драться над сушей и над морем, в свою очередь зорко следили за своей соседкой и не раз отгоняли от нее фашистские самолеты. И катера-охотники, заметив налет авиации на батарею, не ожидая команды, самоотверженно помогали ей, открывая огонь.
Оставив плавбатарею, фашисты набрасывались на катер-охотник. Тот, продолжая вести огонь, маневрировал, меняя курс и скорость. Иногда катер стремительно выходил на ветер и, распустив шлейф дымовой завесы, прятался сам и закрывал плавбатарею.
На плавбатарее жили замечательные моряки-артиллеристы. Эта плавучая крепость с палубой, переборками и каютами, как на настоящем корабле, с погребами боезапасов, с мощными орудиями стала для них родным домом, который они не хотели менять ни на что другое.
Изредка кто-либо из офицеров плавбатареи попадал к нам на КП: ведь плавбатарея № 3 входила в состав нашего соединения. И флагманский штурман Иван Иванович спрашивал прокопченного молодого артиллериста с желтыми, прокуренными усами:
– Ну, как там у вас, не скучно?
– Некогда скучать, - лаконично басил артиллерист, - в день по десять атак отбиваем! Вот снаряды надо подбрасывать регулярно, - обращался он к флагарту Федоренко, - да и табачку не мешало бы.
– И тянулся к открытому портсигару.
Разговаривая с ним, надо было кричать погромче, так как артиллеристы батареи быстро становились глухими. Сказывалась не только ежедневная и частая стрельба, но я то, что батарея от выстрелов пушек вся вибрировала и [172] гудела, или, как говорили матросы, сидящие в погребах и под верхней палубой, «старушка играла, как гитара».
На эту плавбатарею в конце мая прибыла партийная комиссия соединения.
Был тихий теплый день, когда легковая автомашина остановилась у берегового КП плавбатареи. Приехавших - полкового комиссара Бобкова и членов партийной комиссии - встретил комиссар плавучей батареи Нестор Середа.