На фига попу гармонь...
Шрифт:
Три машины тормознули у дома Кошмарова. Причем одна – с красным крестом.
Из джипа выскочил дюжий детина и, гремя оружием, раскрыл дверцу шестисотого «мерседеса», из которого показалась женская нога, от одного вида которой у дурацких мужиков потекли слюнки; а затем Бобик с замиранием сердца узрел чудную, стройную длинную ножку оригинальной масти, и следом грациозно выпрыгнула из машины высокая, блестевшая мытой шерстью русская борзая.
«Болонки-и ро-о-о-дные-е… – задохнулся от вожделения блудливый пес. – Ка-а-кие формы, какой экстерьер, какая стать!.. –
Приехавшие не успели накачать даже стакан, как распахнулась калитка и появился Кошмаров с улыбкой «номер один» на лице. Но при виде женщины его толстая рожа озарилась редчайшей улыбкой «номер тринадцать» (встреча премьер-министра).
– Ну чего ощерился, как дохлый кабан? В дом веди, – распорядилась дама.
Получив болезненный тычок от телохранителя, Кошмаров засуетился, пропуская крестную мать-перемать вперед себя и подобострастно указывая ей дорогу. Сзади пыхтели и гремели оружием телаки. Бдительный волкодав, чтоб его не заметили, спрятался за конуру, зато из сарайчика выглядывал круглый пятачок хозяйской любимицы, хрюшки Хавроньи.
«Эх, худоба, – позавидовала она приезжей, – не то что мы с Нинкой… Гербалайфу ба мне… килов с десяток… а то куды так растолстела…»
Почуяв какой-то незнакомый, но приятный запах, охрипший сторож высунул один глаз из-за конуры и обомлел, ощутив, что даже блохи на спине подавились кровью.
«Вот это Ша-а-вочка-а! – мысленно взвыл он. – Намедни шикарная овчарка была-а, теперь эта-а… а ту-у-т… сидишь как дурак на цепи-и, – горестно затряс плоской башкой. – Оковы тяжкие паду-у-т, темницы рухну-у-т, и свобода-а нас приме-е-т радостно у входа-а, и бабы кость нам подаду-у-т…
Вот наступит амнистия… кошаном буду… всех переимею», – размечтался он, вновь выглянув из-за конуры и наткнувшись взглядом на Хавронью.
«Развалила-а-сь, корова-а! Брюхо-то све-е-сила-а, – сплюнул на землю и растер лапой. – Какой же недавно про нее анекдот от Коляна слыхал? – почесал за ухом. – Ах, да!.. Почему у свиньи хвост крючком?.. Ответ: «Да так, на ночь запираться»», – скабрезно захихикал он.
И загрустил, вспомнив другой анекдот: «Ты кормил нашу собаку? Да. Ты кормил – ты и закапывай!»
Мишаня, как следует спрятав в сторожке гармонь, переправился на лодке в Шалопутовку, отметив про себя, что туристы все свои дела поделали и поставили шхуну к причалу.
«Ежки-палки! – направляясь к шопу, подумал егерь. – А пакет-то у меня дома остался… с газовым оружием, – подразумевая, естественно, Митяев носок. – Ну, ничего, пару бутылок джин-тоника как-нибудь дотащу или лучше с ними к Дуньке завалю, – решил он, увидев около дома его превосходительства Кошмарова толпу, состоящую из всяко-разного народа. «Вроде бы на туристов не похожи, – определил на глаз социальный статус присутствутощих. – Вынос тела, что ли, какой? – тормознул поглазеть. –
Перед воротами произошло некоторое оживление, захлопали дверцы «скорой помощи». В отличие от пыхтевших над Барабасом товарищей, расплющенного Арнольда вынес под мышкой Покемон.
– Е-к-л-м-н! – заливался он горючими слезами. – Если окочуришься, поставим тебе памятник в виде мраморного катка, подмявшего жертву, – запихнул плоскую фигурку в машину.
Дабы продемонстрировать шестеркам человеколюбие, сочиняя в уме спич, который произнесет на похоронах, супербандерша вышла из калитки, с трудом протиснувшись мимо брюха замешкавшегося Копмарова.
Телохранитель, гремя оружием, шагнул к председателю, но женщина взмахом руки остановила его – грех драться при потенциальном покойнике.
– От пива, что ли, живот распух? – снизошла до замечания толстому борову.
– Большой живот не от пива, а для пива! – угодливо засмеялся Игнат Семенович.
– Ну вот, чтобы немного похудеть, заплатишь за увечье лучшего моего боевика десять тысяч баксов, – вынесла она вердикт, с удовольствием заметив, как медленно сползла с жирного лица улыбка, спрятавшись где-то в ноздрях.
– Тяжело в леченье – легко в раю! – помахал рукой отъезжавшей больничной тачке Колян.
Обвешанный оружием гоблин, увидев, что какой-то рыжий, ушастый песик под шумок кинулся к хозяйской собаке, с удовольствием пнул его ногой.
«Эх ты-ы, да ведь это моего Бобика обидели!» – возмутился Мишаня. Раздвинув плечами собравшихся односельчан, чуть прихрамывая, шагнул к обидчику и без лишних разговоров врезал под дых, подравняв затем коленом когда-то сломанный нос. Хрюкнув, с грохотом набитого посудой трехстворчатого шкафа, гоблин уткнулся носом в землю.
«Крестная мама» с любопытством разглядывала деревенского геракла.
«А что, эффектно выглядит мальчик, – залюбовалась васильковыми глазами богатыря. – Обветренное, мужественное лицо, литые плечи, – глядела, как парень ловко выбивал пыль из рубашки Вовчика, попутно смазав в челюсть Коляна. – Простая душа… лесной бродяга…» – млела бандерша.
– Не сме-е-ть! – сверкнула глазами в сторону доставшего пистолет телохранителя.
Мишаня, собравшийся было подрихтовать Коляну нос, замер, обернувшись на женщину, и опустил руку.
– Тебя как зовут? – непосредственно поинтересовался он у стройной, гордой дамы.
– Мари! – почему-то не возмутившись, ответила та, зардевшись лицом.
– Ма-а-шка, значит, – нахально хмыкнул парень.
– Чего ты к ним привязался? – в душе вознегодовала она, но не стала настаивать на «Мари».
– А чего собачку обижают? – вопросом на вопрос ответил Мишаня.
«Он прав! Попробовал бы кто мою Альму обидеть…»
«Е-к-л-м-н… – подумал Покемон. – От нас бы такого хамства госпожа не потерпела…» – и вздрогнул, столкнувшись с ненавидящим взглядом стоявшего поодаль на корточках Джонни-Дорофея.