На грани безумия (Грани разумного) (др. перевод)
Шрифт:
Значит, к возвращению домой я стану худенькой, волосы у меня будут шикарные, а критическое финансовое положение будет уже не столь критическим. Но когда я вернусь домой? Когда? Я буду старухой. Трупом. Если я проведу тут десять лет, у меня уже никогда не будет детей. Или придется есть специальные лекарства, и тогда я рожу восьмерых. Я превращусь в нищую одинокую каргу, которая грозит кулаком мальчишкам-хулиганам, сующим в почтовые ящики какашки. А может, удастся родить ребенка прямо в тюрьме? Попрошу помощника консула меня оплодотворить. Но где я возьму здесь фолиевую кислоту? Ребенок вырастет задохликом. Все, надо кончать с этими мыслями. Немедленно.
Но ведь это и есть катастрофа.
Перечитаю снова стихотворение.
Пятница, 22 августа
Калории: 22, перспектива сохранить спокойный твердый взгляд: отсутствует.
20.00. Женская исправительная колония, Бангкок. Сегодня утром меня перевели из полицейского участка в тюрьму. Я в отчаянии. Думаю, это значит, что на мне поставили крест. Камера большая, грязная и битком набита заключенными. Здесь по меньшей мере шестьдесят женщин. Чем грязнее и измотаннее становишься, тем больше тебя покидают душевные силы и ощущение своей индивидуальности. Сегодня я впервые за четыре дня плакала. Мне кажется, что жизнь моя потеряна и я сгину без следа, всеми забытая. Попробую поспать. Как хорошо было бы поспать.
23.00. А-а… Только я сумела погрузиться в сон, как тут же проснулась от того, что кто-то присосался к моей шее. Оказалось, меня взяли в оборот лесбиянки. Они меня целовали и щупали. Мне нечем было откупиться, чтобы они от меня отстали, потому что лифчик я уже отдала, а без трусов остаться ни за что не могу. Кричать и звать на помощь здесь тоже ни в коем случае нельзя. Пришлось отдать им свои джинсы и взамен получить грязный поношенный саронг. Хотя я, безусловно, ощутила себя жертвой насилия, мне чем-то понравились их прикосновения. Ой-ой-ой! Неужели я лесбиянка? Нет. Не думаю.
Воскресенье, 24 августа
Время, потраченное на слезы: 0 мин (ура!).
Благодаря сну чувствую себя намного бодрее. Пойду посмотрю, где Прао. Прао – моя подруга, ее перевели сюда одновременно со мной, и я отдала ей свой лифчик. Хотя ей, в сущности, не на что его надевать, он ей очень нравится: она все время в нем ходит и повторяет: «Мадонна». Не могу не понимать, что ее симпатия ко мне целиком и полностью основана на корысти, но униженным и оскорбленным выбирать не приходится, а когда есть подруга – это хорошо. И потом, не хочу оказаться в ситуации, как с бейрутскими заложниками: когда их освободили и оказалось, что Терри Уэйта [19] все ненавидят.
19
Терри Уэйт – посол по особым поручениям архиепископа Кентерберийского на Ближнем Востоке. В 1987 г. отправился в Ливан с целью освободить удерживаемых там заложников, но сам был захвачен и провел в плену почти пять лет.
Если постараться, ко всему можно привыкнуть. Ни за что не позволю себе унывать. Мои друзья наверняка из кожи вон лезут ради моего спасения. Джуд и Шерон организуют кампании в прессе и демонстрации
Что-то же и я сама могу сделать, не сомневаюсь. Раз все зависит от того, чтобы поймать Джеда и получить от него признание, то власти могли бы, черт возьми, приложить и побольше усилий к его поимке и выбиванию этого самого признания.
14.00. Ура! Неожиданно для себя стала самой популярной девушкой в камере. Я разучивала с Прао тексты песен Мадонны и вдруг заметила, что вокруг нас собирается кучка слушательниц. Меня, похоже, сочли чуть ли не богиней, потому что я знаю тексты всех песен альбома «Immaculate Collection». Кончилось тем, что, повинуясь требованию масс, я надела лифчик, взяла в качестве микрофона в руки «тампакс», влезла на кучу матрасов и стала исполнять песню «Like a Virgin». В этот момент послышался ор надзирательницы. Я повернула голову и увидела, что в камеру входит помощник британского консула.
– А-а, Чарли! – любезно произнесла я, спустилась с матрасов и, пытаясь натянуть на лифчик саронг, поспешила к нему. – Как я рада, что вы пришли! Нам очень о многом надо поговорить!
Чарли старался не смотреть на мой лифчик, но взгляд его все время невольно обращался к нему.
Он принес мне передачу из британского посольства: воду, печенье, сэндвичи, средство от насекомых, ручки, бумагу и, что самое главное, мыло.
Меня захлестнула волна эмоций. Лучше подарка я в жизни не получала.
– Спасибо, огромное спасибо, не знаю, как вас и благодарить, – с чувством сказала я, еле удержавшись от того, чтобы не кинуться к нему с объятьями и не заняться с ним сексом прямо у решетки.
– Не стоит благодарности, это стандартный набор. Я бы вам и раньше его принес, но эти балбесы в офисе все время таскают сэндвичи.
– Ясно, – кивнула я. – Так, Чарли. Насчет Джеда.
Непонимающий взгляд.
– Вы помните про Джеда? – тоном строгой мамаши спросила я. – Парня, который дал мне сумку? Его обязательно нужно поймать. Я хотела бы, чтобы вы записали еще некоторые детали, а потом организовали мне встречу с кем-нибудь из отдела по борьбе с наркотиками, кто может возглавить поиски.
– Понятно, – выдавил из себя Чарли серьезным, но совершенно меня не убедившим тоном. – Понятно.
– Надо активнее взяться за дело, – продолжала я. – Если тайским властям настолько важно показать, как сурова их позиция в отношении наркотиков, что они без суда и следствия сажают за решетку ни в чем не повинных европейцев, они должны проявить заинтересованность в том, чтобы поймать наркодилера.
Чарли тупо уставился на меня.
– Ага, конечно, конечно, – протянул он, хмуря лоб и кивая. В глазах ни малейшего проблеска понимания.
Я еще несколько раз все ему объяснила, и до него начало доходить.
– Ага, ага. Понимаю вашу мысль. Ага. Они должны начать поиски того парня, из-за которого вы сюда попали, потому как иначе получается, что они ничего не предпринимают.
– Именно! – воскликнула я, в восторге от того, что мой труд принес плоды.
– Хорошо. Хорошо, – повторил Чарли, поднимаясь на ноги. На лице его было все то же серьезное выражение. – Сделаю все, чтобы они прямо сейчас взялись за дело.
Я смотрела ему вслед, задаваясь вопросом, каким образом такое существо сумело пробить себе дорогу в мир британской дипломатии. И тут меня осенило.