На грани возможного(изд.1947)
Шрифт:
"Все ясно, - думаю.
– Можно кончать наблюдения и скорее бежать за помощью".
Однако тут меня заинтересовало поведение диверсантов. Кто-то, повидимому, стучал в дверь, так как все сразу насторожились.
Вот тут-то и произошло самое непонятое во всей этой истории.
Гляжу я, входит к ним в комнату...
Рассказчик остановился, оглядел нас всех. Полумрак, царивший в комнате, не позволял как следует рассмотреть выражение его лица, но мне тогда показалось, что оно было необыкновенно грустным.
– Это было уж слишком неожиданно...
– продолжал он через некоторое время.
– представьте себе, что я вижу моего Петю!
Я совершенно остолбенел. Что тут можно было подумать? Как это все объяснить? Как же может случиться, чтобы Петя от меня что-то скрывал? Не говоря уже о том, чтобы он мог превратиться в изменника родины...
Я решил остаться и продолжать свои наблюдения.
Смотрю я, а мой Петя у них совершенно свой человек! Начинает тоже что-то такое делать. Конечно, всякая способность логически соображать постепенно у меня исчезает. Как расценить поведение Пети?
Долго ли я так стоял у окна в полной нерешительности -не знаю. Даже теперь мне трудно определить, сколько на это ушло времени...
Только замечаю, что Петя явно чем-то недоволен. Начинает спорить с сутулым. Что-то ему доказывает. Вижу, спор у них разгорается все больше и больше. Петя бросает раsводной ключ на пол и демонстративно начинает вытирать руки о какую-то тряпку. Все его обступили и, видно, уговаривают. Однако кончилось все это тем, что он повернулся к выходным дверям с явным намерением уйти.
"Интересно, - думаю, - что они там не поделили?"
Я решил, что мне, пожалуй, лучше всего очутиться дома раньше Пети и поговорить с ним, как будто бы я ничего не знаю.
Так я и сделал.
Неприятная перспектива, должен сказать, выпала на мою долю! Очутиться в нашей комнате раньше прихода Пети - дело оказалось несложное. Но как я буду с ним разговаривать?
Слышу- идет. Открывает дверь, входит...
– Ну, как дела?
– спрашиваю, стараясь придать голосу оттенок исключительной безразличности.
– Да так, ничего себе, -отвечает. Смотрю на него и думаю: "Петя ли это предо мной стоит? Неужели тот самый Петя... добродушный... всеми любимый... душа-парень?"
Тяжело мне стало на него смотреть.
А он ходит себе по комнате, очень расстроенный, и, представьте себе, даже не обращает на меня внимания.
– Скажи, пожалуйста, - говорю я ему спокойным голосом.
– Нигде тебе не встречался этот самый человек в очках, которого ты видел у самолета?
Посмотрел на меня Петя внимательно, задумался и вдруг говорит: - Знаю я этого человека очень хорошо. Это ведь кандидат физико-математических наук Богуцкий Михаил Степанович.
Такого ответа я, признаться, совершенно не ожидал. Наступило неловкое молчание.
– Очень хорошо, что ты о нем вспомнил, - продолжает Петя.
– Мне нужно как раз насчет него с тобой поговорить. Дело очень серьезное и не терпит отлагательства.
– Ну, что ж... давай, - говорю я.
Насторожился и слушаю, что скажет мне Петя.
Смотрю, действительно дело не шуточное.
К сожалению, для того чтобы вы могли все это понять, мне придется слегка познакомить вас некоторыми основами физики. Иначе вы просто ничего не поймете.
Я, конечно, не профессор и к институту был прикомандирован только в самом начале войны. Но тем не менее не могу сказать, чтобы у меня было совсем неправильное, с научной точки зрения, представление об этих вещах.
Лейтенант небрежно закинул ногу на ногу и принял непринужденную позу. Слушателям стало ясно, что рассказчику предстоит совсем не легкая для него задача, и он старается это скрыть своей излишней развязностью.
– Постараюсь объяснить вам все это в самом популярном разрезе. Так сказать, умышленно избегая употребления каких-либо запутанных математических формул.
Вы знаете, что иэдает каждый твердый предмет, если по нему, например, чем-нибудь стукнуть? Звук! А что это значит? Это значит, что предмет от удара легонько сжимается или, возможно, изгибается. Сначала, конечно, в одну сторону, а потом, из-за упругости, в другую. Ну и начинает, таким образом, некоторое время колебаться... Или, говоря обыденным языком, дрожать.
Эта-то дрожь и передается до некоторой степени окружающему воздуху, а уже от него колеблется барабанная перепонка в нашем ухе.
Вот мы и воспринимаем колебания воздуха в виде звука.
Когда мы, например, говорим или, предположим, кричим, то в этот момент у нас в глотке тоже трясется голосовая связка, благодаря чему и делается все это достаточно слышным. А если бы эта связка не дрожала, то говорить или ругаться было бы совершенно бесполезно.
От звука, как вы, наверно, уже заметили, дрожат, конечно, не только перепонки в человеческом ухе, но также и различные предметы, хотя, конечно, незначительной, невидимой на-глаэ дрожью.
И вот тут-то я и должен обратить ваше внимание на одно интереснейшее научное явление. Заключается оно в следующем.
Видите ли: вообще от звука любой высоты более или менее колеблются все предметы. Но больше всего, представьте себе, охватываются дрожью именно те, которые, ежели по ним стукнуть, сами способны издавать подобный звук.
Значит, выходит, что каждый предмет как бы настроен на свой определенный звук и как раз на такой звук, который способен издавать он сам.
Это явление в физике называется резонансом. Лейтенант торжествующе посмотрел на своих слушателей, как бы любуясь произведенным эффектом. Многие из нас, явно заинтересованные рассказом даже перестали улыбаться.