На грани возможного(изд.1947)
Шрифт:
Все кричат:
– Оставьте, товарищ Воронов! Бросьте! Вы с ума сошли!
А я и не слышу. В азарт вошел.
И вот, представьте себе, погнал ее таким манером к лесу. Вижу, поплыла, милая, полным ходом... И даже высоту набирает...
Погрозил я ей вслед еще несколько раз, для порядка, лопатой, постоял немножко и совершенно спокойно возвращаюсь к своим.
Ну, тут, конечно, полный триумф.
– Товарищ Воронов! Это поразительно!
– говорит Петр Сидорович.
– Ваш поступок, не вдаваясь в его героизм, имеет огромное теоретическое значение! Вы даже не представляете, что вы сделали!
– Ну, а что же такое, - говорю я, помахивая лопатой.
– Подумаешь, молния... А чего она к нам лезет!
– Да нет, - продолжает профессор, - все это неспроста. Тут заложено глубокое физическое явление... Вот спасибо! Вы помогли мне найти путь к усовершенствованию моего прибора...
Все пожимают мне руку и разными другими способами выражают свое восхищение.
– Разрешите-ка вашу лопаточку, - говорит мне один научный сотрудник. Необходимо ее, по возможности, точно измерить.
– Пожалуйста!
– отвечаю я.
– Самая обыкновенная лопата.
Все о6ступили меня, внимательно рассматривают лопату, измеряют ее длину.
– Поразительно, но факт!
– кричит через некоторое время Петр Сидорович. Размеры лопаты очень близко соответствуют половине длины волны нашего радиопередатчика. Она, товарищи, действительно, работала как отражательный экран. Теперь все окончательно ясно. Помните, я еще давно говорил, что нам, возможно, не обойтись без направляющих экранов. Вот на опыте мы теперь. В этом убедились окончательно... Еще раз спасибо, товарищ Воронов!
– Не стоит, - говорю я.
– Подумаешь, какая мелочь! Да это просто была моя прямая обязанность.
– Ну-ка, товарищ Воронов, - обращается ко мне Петр Сидорович, Подставьте-ка вашу лопаточку к нашему прибору вот в этом месте. Держите ее так, чтобы плоскость была направлена к лесу.
Я, значит, приставляю лопату к аппарату, а Петр Сидорович нажимает какую-то кнопку... и - пожалуйста! В лесу раздается взрыв! Это, значит, разорвалась наша молния...
– Вот видите!
– радостно говорит профессор, - Все верно! Железного экрана действительно не хватало на этом месте. Теперь волна излучается в нужном направлении.
И что ж вы думаете? Приезжают в следующий раз, а уж по бокам их машины укреплены новые приспособления.
С тех пор, с каждым приездом, шаровая молния управляется у них все лучше и лучше. А вот последний раз - так совсем здорово получилось!
Теперь у них скоро вся проблема будет окончательно решена.
...Так вот, я вам и говорю, как только приедет на полигон профессор Семенов Петр Сидорович, так сразу спрашивает: "А где же товарищ Воронов?" Одним словом, любит меня ученый народ.
Автоматы писателя
Призвание стать писателем я почувствовал давно. Друзья из среды литераторов отнеслись ко мне недоверчиво:
– Ну, что ж, попробуйте! Вы думаете, это легко? Это вам не машины изобретать. Там все поддается математическим вычислениям и сразу видно, что нужно. А вот в литературной деятельности столько неясностей...
– Вы представляете, - говорил мне один известный писатель - я переписываю свои произведения по двадцати пяти раз! Вы понимаете? Двадцать пять раз!
– Все это ерунда!
– гордо отвечал я.
– У меня, на пример, имеется много интереснейших воспоминании. Только садись и пиши.
Очутившись перед листом чистой бумаги, я очень быстро пришел в уныние.
"Действительно, трудное дело, - подумал я.
– С чего же начать?" Меня почему-то все время тянуло изображать на бумаге математические формулы. Или, в крайнем случае, еще раз написать отчет о своей последней работе под названием: "К вопросу о псевдопараметрическом резонансе в четырехполюсниках при неустановившемся режиме контуров"
Где-то далеко в глубине сознания вертелось малопонятное слово "сюжет".
"О чем, собственно, я буду писать?:- проносилось у меня в голове.
– Вот, говорят, что существуют в литературе художественные образы. Что это за образы такие? Надо просто начать, с чего-нибудь, а там будет видно. Подумаешь, образы!"
Наконец я решился обмакнуть перо и приступить к делу: "Мои воспоминания, дорогие товарищи, касающиеся..."
Что написать дальше, я просто не знал. А тут еще с моего пера, беспомощно повисшего в воздухе, сползла капля чернил и на рукописи образовалась клякса.
"Это чорт знает что такое!
– решил я.
– Разве можно писать таким отвратительным пером? Писательскую деятельность нужно обставить с максимальным удобством. Зачем, например, поминутно, макать перо в чернильницу? Это ведь отвлекает от творческого процесса! Потом эта клякса... Нет, нужна автоматическая ручка. При этом очень совершенная, специальная ручка. Странно, что я сразу не подумал об этом".
Несколько дней я затратил на подыскание хорошей автоматической ручки, над которой затем я еще долго изощрялся, переделывая и совершенствуя ее до пределов возможного. Мне удалось добиться, чтобы ручка содержала в себе такое количество чернил, которого хватило бы, по крайней мере, для написания "Войны и мира".
Довольный результатами своей работы, я снова уселся за письменный стол. "Мои воспоминания, дорогие товарищи, касающиеся..." написал я бойко.
Но дальше этого дело опять не пошло. Вначале, когда я прикоснулся пером к бумаге, мне показалось, что мысли потекут плавно и свободно. Но, пока я писал эту маленькую фразу, мысли обогнали перо, как-то запутались и превратились в невероятную кашу. "Рука не успевает за мыслями. Нет навыка, - с горестью решил я.
– Хорошо этим писателям. Они только и знают, что пишут..."