На игле
Шрифт:
Они провели конкурс на самую дурацкую песенку, и теперь Доузи без умолку поёт свой хит, ставший победителем.
— Заткнись, Доузи, — Элисон подталкивает его локтем в рёбра. — Хочешь, чтобы нас отсюда вышвырнули?
Впрочем, барменша на обращает на него внимания. Тогда он разворачивается и поёт Рентону. Рентон только устало улыбается. По его мнению, беда Доузи в том, что если ему потакать, то он готов себе жопу надорвать. Это было относительно забавно пару дней назад, но, во всяком случае, не так смешно, как его собственная версия «Бегства» («Пина
— Я помню вечер нашей встречи в Рио… это «гиннесс» такой говённый. Дурак, что взял его, Марк.
— Я уже говорил ему, — торжествующе говорит Гев.
— Какая разница, — отвечает Рентон, ленивая ухмылка не сходит у него с лица. Он чувствует, что напился. Он чувствует, как рука Келли залезла к нему под рубашку и щипает его за сосок. Она делала это всю ночь и говорила, что ей ужасно нравится плоская, безволосая грудь. Как приятно, когда тебя щипают за соски. У Келли это здорово получается.
— Водку с тоником, — говорит она Бегби, который машет ей у стойки. — И джин с лимонадом для Эли. Он пошла в туалет.
Картошка с Гевом продолжают разговаривать у стойки, а остальные занимают места в углу.
— Как Джун? — спрашивает Келли у Франко Бегби, имея в виду его подружку, которая, по слухам, недавно родила и опять залетела.
— Кто? — Франко агрессивно поднимает плечи. Разговор окончен.
Рентон смотрит утреннюю программу по телевизору.
— Энн Даймонд.
— Чё? — Келли смотрит на него.
— Я б её, на хуй, трахнул, — говорит Бегби.
Элисон и Келли поднимают брови и пялятся на потолок.
— Не, но, её ж бэбик задохнулся в кроватке. Так же, как Леслин. Малютка Доун.
— Какой ужас, — говорит Келли.
— А на самом деле, класс. Если б девка не задохнулась в кроватке, то подохла бы от ёбаного СПИДа. Ей же самой лучше, блядь, — заявил Бегби.
— У Лесли не было ВИЧа! Доун была совершенно здоровым ребёнком! — шипит на него Элисон, вне себя от злости. Хотя Рентон и сам расстроен, он всё же не может не отметить, что, когда Элисон сердится, она всегда начинает говорить на изысканном английском. Он испытывает смутное чувство вины за свою пошлость. Бегби ухмыляется.
— А кто его знает, — клевещет Доузи. Рентон бросает на него суровый, вызывающий взгляд, которым он никогда бы не рискнул посмотреть на Бегби. Агрессия, направленная туда, где на неё не ответят взаимностью.
— Просто я говорю, что никто, на самом деле, не знает, — Доузи робко пожимает плечами.
У стойки Картошка и Гев праздно беседуют.
— Думаешь, Рентс трахнет Келли? — спрашивает Гев.
— Не знаю. Она разошлась с этим Десом, это самое, а Рентс больше не встречается с Хэйзел. Вольные птахи, и всё такое, да.
— Эта сука Дес. Ненавижу этого дебила.
— …не знаю этого кошака, это самое… да.
— Всё ты знаешь, сука! Он твой ёбаный двоюродный брат, Картоха. Дес! Дес Фини!
— …а-а… тот Дес. Всё равно я его почти не знаю. Просто, это самое, сталкивался пару
— Всё равно эта Хэйзел — надутая корова. Я ещё ни разу не видел, чтоб она улыбалась. Не удивительно, что она сошлась с Рентсом. Какой кайф лазить с чуваком, который постоянно ходит уторчанный?
— Ага, это самое… тяжко… — Картошка на мгновение задумывается над тем, не намекает ли Гев на него самого, говоря о людях, которые постоянно ходят уторчанные, но потом приходит к выводу, что это было безобидное замечание. Гев был совершенно прав.
Помрачённый рассудок Картошки обращается к теме секса. Все уже, похоже, успели перетрахаться, все, за исключением его. А он очень любит тутуриться. Но его проблема в том, что трезвый он очень робеет, а пьяный или вмазанный не может связать двух слов, чтобы произвести впечатление на женщину. В данный момент ему нравится Никола Хэнлон, которая, по его словам, чем-то похожа на Кайли Миноуг.
Несколько месяцев назад Никола заговорила с ним, когда они шли с вечеринки в Сайтхилле на вечеринку в Уэстер-Хейлз. Отделившись от остальных, они наболтались вдоволь. Никола оказалась очень общительной, а Картошка, закинутый «спидом», трещал без остановки. Ему казалось, что она ловит каждое его слово. Картошке хотелось идти и идти бесконечно, идти и разговаривать. Когда они спустились в подземный переход, он решил попробовать обнять Николу. И тогда у него в голове всплыли слова песни «Смитс», которую он всегда любил, под названием «Есть свет, что никогда не гаснет»:
и в тёмном переходе я подумало боже, наконец пришёл мой шансно вдруг меня сковал нелепый страхслова застыли на губахМорриссэй своим печальным голосом выразил его собственные чувства. Он не обнял Николу и поставил крест на всех своих попытках замолодить её. Вместо этого он заперся с Рентсом и Метти в спальне, наслаждаясь блаженной свободой от необходимости думать, снимет он её или нет.
Картошка добивался секса, обычно, только тогда, когда становился намного напористее. Но даже в этих редких случаях его повсюду подстерегала беда. Однажды вечером Лора Макэван, девица с кошмарной сексуальной репутацией, заграбастала его в баре «Грассмаркет» и потащила к себе домой.
— Я хочу, чтоб ты лишил девственности мою задницу, — сказала она ему.
— Э? — Картошка не верил своим ушам.
— Выеби меня в жопу. Я ещё никогда этого не делала.
— Э, ага, это было бы… классно, э, это самое, э, хорошо…
Картошка ощутил себя избранным. Он знал, что Дохлый, Рентон и Метти были с Лорой, которая прифакивалась к каждому парню из их компании, а затем переходила к следующему. Вся суть была в том, что они никогда не делали с ней того, что должен был сделать он.