На игле
Шрифт:
Друзья этого парня закричали: «Тпру-у-у! Тпру-у-у!», подзуживая его, а он застыл на месте, трясясь от злости. Один из этих работяг кривлялся, как мартышка. Вот на кого они похожи — на низших приматов. Какие придурки!
— Вали на хуй, жаба! — огрызнулся он.
Но Эли не собиралась уступать. Было неловко и типа как смешно — несколько человек остановились посмотреть на разборку. Ещё две женщины с рюкзачками, похожие на студенток, стали рядом с нами. Мне было так классно. Шизня!
Эли (господи, она сумасшедшая) говорит:
— Минуту назад, когда вы к нам пристали, я была
— Мы тоже так считаем, — сказала с австралийским акцентом одна из женщин с рюкзаком.
— Ёбаные лесбиянки! — крикнул второй парень. Наверно, он намекал на мои сиськи и назвал меня лесбиянкой только потому, что я не хотела ругаться с тупыми, отвратными дебилами.
— Если бы все парни были такими же мерзкими, как ты, я бы с гордостью стала лесбиянкой, сынок! — ответила я. Неужели я так сказала? Вот дура!
— Видимо, у вас проблемы, ребята. Почему бы вам не пойти и не трахнуть друг дружку? — предложила другая австралийка.
Вокруг нас собралась целая толпа, и две пожилые тётушки поделились впечатлениями.
— Какой ужас! Девушки так разговаривают с ребятами, — сказала одна из них.
— Никакой не ужас. Это чёртовы паразиты. Приятно видеть, что девушки могут постоять за себя. Не то что в дни моей молодости.
— Но выражения, Хильда, выражения, — первая тётушка поджала губы и передёрнулась.
— Вы лучше послушайте, какие у них выражения! — возразила я ей.
Парни высадились на измену — толпа зажала их со всех сторон. Она росла на глазах. Шизня! Потом подошёл этот мастер, строивший из себя ёбаного Рэмбо.
— Почему вы не следите за этими животными? — спросила одна из австралиек. — Им что, нечем заняться, кроме как приставать к людям на улице?
— Всем в помещение! — гаркнул он парням. Мы типа как вскрикнули от радости. Вот это клёво. Шизня!
Мы с Эли перешли через дорогу в кафе «Рио». За нами увязались австралийки и те две тётушки. «Австралийки», на самом деле, оказались новозеландками, которые действительно были лесбиянками, но нам было глубоко на это насрать. Они путешествовали вдвоём по всему свету. С ума можно сойти! Вот бы и мне так. Мне и Эли: это была б шизня. Но как подумаешь, что в ноябре снова возвращаться в Шотландию… Вот где настоящая шизня! Мы болтали и болтали о чём попало, и даже Эли вроде как перестала нервничать.
Потом мы решили вернуться ко мне на флэт, покурить травки и чего-то заточить. Мы пытались уломать тётенек пойти вместе с нами, но им надо было возвращаться домой, чтобы кормить своих мужей, хотя мы говорили им, что эти ублюдки и так перебьются.
Одну из них мы почти уговорили:
— Если бы мне было столько же лет, как вам, всё было бы по-другому, уверяю вас.
Мне было так клёво, я чувствовала себя совершенно свободной. Мы все чувствовали себя свободными. Фантастика! Эли, Вероника и Джейн (новозеландки) и я удолбились до потери пульса. Мы гнали на мужиков, называя их тупыми, неполноценными и примитивными тварями. Я ещё никогда не ощущала такой близости с другими женщинами
Открывается дверь, и входит Марк. Я не могла удержаться и рассмеялась ему в лицо. Он выпал на измену, потому что мы все расхохотались над ним, удолбанные на всю голову. Может, это просто травка так подействовала, но он казался таким странным: мужики вообще выглядят очень странно — эти смешные, плоские тела и стрёмные головы. Как сказала Джейн, это уродливые существа, которые носят свои органы размножения снаружи. Бедненькие!
— Привет, цыпка! — кричит Эли, передразнивая того работягу.
— Да ну их в жопу! — смеётся Вероника.
— Я выебала его, бля. Неплохо поеблись, на хуй, я вам скажу. Типа как бочком, на хуй, сука! — говорю я, показывая на него и подражая голосу Бегби. Мы с Эли вдоволь настебались над Фрэнком Бегби, мечтой каждой женщины (в кавычках, конечно).
Бедняга Марк не обиделся, надо отдать ему должное. Только покачал головой и замеялся:
— Наверно, я не вовремя. Я звякну тебе завтра утром, — говорит он мне.
— Ой… Марк, бедненький… это всё бабская трепотня… понимаешь… — говорит Эли с виноватым видом. Я громко хохочу над тем, что она сказала.
— Чего-чего, бабская мотня? — спрашиваю. Мы снова угораем со смеху. Мне с Эли надо было родиться мужиками — нам везде секс мерещится. Особенно, когда накуримся.
— Ну ладно, пока, — он разворачивается и уходит, подмигнув мне на прощанье.
— Некоторые из них ещё ничего, — говорит Джейн, когда мы успокаиваемся.
— Ага, когда они в меньшинстве, блин, то ещё ничего, — говорю я, удивляясь, откуда у меня в голосе появилось раздражение, а потом решаю ничему не удивляться.
Неуловимый мистер Хант
Келли работает за стойкой пивной в Саут-сайде. Она очень занята — это популярное заведение. В эту субботу, когда Рентон, Картошка и Гев пришли сюда побухать, особенно много народу.
Стоя у телефона другой пивной, через дорогу, в бар звонит Дохлый.
— Я сейчас, Марк, — говорит Келли Рентону, подошедшему к стойке, чтобы заказать выпивку. Она снимает трубку: — Бар «Рузерфорд», — произносит она нараспев.
— Привет, — говорит Дохлый, изменяя свой голос на манер коммерческого училища Малькольма Рифкинда. — Марк Хант в баре?
— Здесь есть Марк Рентон, — отвечает Келли. Дохлому на секунду показалось, что его раскусили. Но он продолжает:
— Нет, я ищу Марка Ханта, — подчёркивает сочный голос.
— МАРК ХАНТ! — кричит Келли на весь бар. Посетители, почти сплошь мужчины, оборачиваются на неё: их лица расплываются в улыбках. — КТО-НИБУДЬ ВИДЕЛ МАРКА ХАНТА? — Несколько парней у стойки начинают громко гоготать.
— Не-а, а хотелось бы! — говорит один из них.
Келли не врубается. Смущённая их реакцией, она говорит: