На излом клинка. Книга вторая

Живительный майский дождь только что прекратился, бескорыстно омыв камни парижских мостовых и добавив свежести вечернему воздуху. Я шёл набережной Сены, старательно обходя лужи, чтобы не запачкать белых шёлковых чулок. Скроенный модным портным сюртук из голубого бархата, с узкими рукавами и отложным воротником, сидел на мне как влитой, укороченный лазоревый атласный жилет, узкие кюлоты и туфли с серебряными пряжками довершали наряд. Сегодня я был без парика, и собственные длинные волосы, заплетённые в косичку, перевязал чёрной лентой. Не скажу, что привлекал своим нарядным видом всеобщее внимание, но встречные молодые особы бросали на меня взгляды, кто – робкие, из – под опущенных ресниц,

а кто – откровенно-зовущие, в зависимости от общественного положения и рода занятий. В этот район Парижа такие, как я птички с ярким оперением, по вечерам залетали редко, так что я удостаивался и совсем других взоров со стороны постоянных обитателей этих мест, враждебных и ощупывающее жадных. Впрочем, я все их оставлял без внимания, потому что имел весьма важное и неотложное дело, по которому и поспешал сейчас.

Придерживая левой рукой эфес шпаги, я быстрым шагом углубился в лабиринт улиц, застроенных серыми двух- и трёхэтажными домами, которые даже весна не смогла лишить их угрюмого выражения. В одно из таких мрачноватых строений я и вошёл, справившись у старенького привратника, здесь ли проживает нотариус Малон. Заверенный утвердительным ответом в правильности своего пути, я поднялся по тёмной лестнице на второй этаж и оказался перед единственной дверью, такой же степени угрюмости, как и всё вокруг. Я постучал в неё несколько раз дверным молотком, и после некоторого ожидания послышался скрежет отпираемого засова. Открывший дверь невысокий, крепкого сложения малый лет под тридцать, с давно не мытыми волосами до плеч, одетый неряшливо, но с потугами на моду, не мог быть, по моему мнению, ни нотариусом, ни его слугой. На первого он не походил возрастом и отталкивающим выражением лица, а на второго – сюртуком из тонкого сукна и слишком вызывающим поведением, присущим, пожалуй, лакею самого герцога Рошамбо, но никак не бедного нотариуса. Он нагло уставился на меня, словно я пришёл просить его о милостыни в будний день. Скорее всего, нотариус нанял этого детину для охраны, ибо нотариальное дело в таких трущобах я не назвал бы безопасным. С минуту оба мы не проронили ни слова, играя в детскую игру «гляделки», пока тот не моргнул и, досадливо поморщившись, не осведомился грубым тоном, намерен ли я говорить, что мне угодно или ему можно снова закрывать дверь. За время моих странствий, я хорошо изучил подобных типов, их хамство произрастает пропорционально росту вашей вежливости, если, конечно, не дать им сразу же укорот. Поэтому я, не говоря худого слова, резко ударил ногой по его голени и тут же отвесил ему оплеуху, а затем сильным толчком в грудь отправил внутрь квартиры, сам же зашёл следом. Маленькая, украшенная жёлтыми обоями прихожая не дала возможности завершить намеченный мной полёт, и, сбив хрупкую этажерку, наглец удачно для себя впечатался в противоположную от входной двери стену. Я подошел к нему и, взяв за шиворот, тряхнул.

– Вот теперь, сударь, можешь поинтересоваться, что мне нужно.

У малого хватило ума промолчать, спеси у него явно поубавилось.

– Что там такое, Жорж? – спросил чей-то голос из глубин квартиры, – Кто там?

– Я пришёл к мэтру Малону, – громко сказал я и услышал поспешные шаги.

Мэтр Малон, возникший в дверном проёме, как я и думал, оказался почтенным пожилым человеком в коричневом паричке, тёмно-сером сюртуке, с пальцами, измазанными чернилами. Всё время, пока я находился в этом доме, меня интересовал вопрос, из-за чего нотариус мог поселиться в такой дыре, обыкновенно их сословие никак не бедствовало. Теперь же ответ был на лицо, вернее на лице бедняги мэтра, его пористый пунцовый нос и оплывшие черты прямо вопияли о невоздержанности по отношению к вину, даже если не брать во внимание его не по возрасту подрагивающие руки.

– Чем могу служить? – пролепетал растерянно он, увидев своего предполагаемого защитника в жалкой позе жука перед нанизыванием на булавку.

– Я думаю, что можете, если, конечно, вы имеете отношение к газетному объявлению,

приведшему меня к вам домой, – я вынул левой рукой из внутреннего кармана лист «Парижской газеты» и помахал им у него перед носом.

– Самое, что ни на есть прямое, сударь. Это я дал его. Но, простите, не будете ли вы так любезны и не отпустите ли моего помощника?

– У вас очень своеобразный помощник, мэтр, – заметил я, – Боюсь, что это он отпугивает ваших возможных клиентов.

– Ах, сударь, до того, как Жорж стал здесь работать, меня грабили три раза, и два раза из них это были мои собственные клиенты, – горько сказал Малон.

– Понимаю, сударь, но поймите и вы меня, я никому не спускаю грубости, – проговорил я.

– Пусть на время нашей встречи ваш помощник посторожит самого себя здесь, в прихожей. Меня же вам нечего бояться, я не грабитель и не убийца.

– Конечно, конечно, прошу вас, проходите вот сюда.

Нотариус немного суетливо стал показывать дорогу. Мы прошли коридором, в который выходили двери двух комнат, расположенных напротив друг друга. Кстати, одна была полуоткрыта, и до меня донёсся явственный запах содержимого ночного горшка. Третья дверь, в торце коридора, привела нас в кабинет нотариуса. По стенам этой просторной, ярко освещённой с помощью свечей комнаты были расставлены шкафы, набитые книгами и бумагами, в центре – письменный стол самого мэтра, конторка в углу, очевидно, для Жоржа, несколько пыльных стульев и кресло для почётных клиентов. По крайней мере, я так решил, усаживаясь в него.

– Итак, сударь, позвольте мне узнать ваше имя, – начал Малон, но я невежливо перебил его:

– Итак, мэтр, моё имя вам ничего не скажет, и поэтому не стоит отвлекаться на подобные пустяки. В своём объявлении вы предлагаете вознаграждение за любые сведения о сыне Серебряной Бороды. Я имею такие сведения, что дальше?

– Дальше всё будет зависеть от их полноты, сударь. Что конкретно вы можете мне сообщить?

– Ничего, пока я не узнаю, зачем вам это нужно. И послушай-ка меня, Жорж, я не люблю, когда кто-то маячит у меня за спиной, тем более, если он отражается при этом в стёклах книжного шкафа. Я ведь просил тебя оставаться в прихожей. Пошёл вон, да побыстрее! Иначе я рассержусь, и почтенному мэтру придётся подыскивать себе нового помощника.

С плохо получающимся у него независимым видом Жорж улетучился обратно в коридор, аккуратно и плотно прикрыв дверь.

Я видел, что нотариус занервничал, его руки стали дрожать сильнее прежнего, и поспешил успокоить его словами:

– Дорогой мэтр, вам не стоит меня опасаться. Однако, прочитав ваше объявление, согласитесь, немного странное, что я должен был подумать? Что это шутка? Или злой розыгрыш?

– Простите, сударь! Но каким образом оно касается вас?

В голосе нотариуса было столько искреннего недоумения, что я уверился в том, что здесь нет ловушки.

– Я удовлетворю ваше любопытство, мэтр, но прежде ответьте на два вопроса: кому и зачем понадобился сын Пьера Деломи?

Прочитав два дня назад номер Парижской газеты, я сразу понял, что речь в объявлении идёт обо мне и моём отце. Это прозвище дала ему моя мать в ту пору, когда они встречались. Мне об этом рассказывал отец, кроме него и матери о нём никто не знал, отец давно в могиле, значит, искать меня могла только мать или кто-то от её имени. Назвав имя отца, я сейчас огорошил почтенного нотариуса свыше всякой меры, и он подпрыгнул на стуле от неожиданности.

– Сударь, – торжественно возвестил он, – Вы произнесли имя, никем до этих пор не названное, а значит, вы и есть тот человек, которому я должен отдать хранящиеся у меня бумаги.

Малон живо выбежал из-за стола и, подойдя к секретеру, втиснутому между шкафами, открыл его ключом, висевшим у него на груди. Покопавшись в его недрах, он вернулся к столу, неся в руках небольшую коробку. Положив её на стол и открыв, нотариус достал и протянул мне тонкую пачку бумаг, перевязанную синей лентой, и пока я несколько озадаченно рассматривал её, продолжал: